Сказки о мастерах

Во время встречи двух Императоров в Эрфурте конечно

присутствовали и Вюртембергский Король, и принц Людвиг. По его

настоянию поехала и я. Здесь собрались Короли и владетельные Князья

199

со всей Европы. Их раболепство перед Бонапартом не имело пределов.

Сии Государи вели себя, как лакеи перед строгим барином.

Перед очередным балом ко мне зашел принц Людвиг и, отослав

камеристку, затеял серьёзный разговор:

- Императоры твердят о вечном мире, - сказал он, - Это только слова.

Очень скоро Великий Человек обрушится на Австрию… Это величайшая

тайна Высшей Политики, но тебе, Ева, я доверяю, - (Тайну сию знали все

камердинеры и рестораторы.) – Австрия потеряет очень много, быть

может, всё. Мы могли бы получить Богемию! Подумай, Ева! Тогда

Вюртемберг станет Великой Державой, наряду с Пруссией и Россией!

- Какое отношение ко всему этому имею я?

- Но, Ева, ты можешь чрезвычайно много! Стоит только проявить

немного внимания к Великому Человеку.

- Принц, Вы хотите, что бы я залезла в постель к Наполеону, и тем

заработала для вас Богемию?

Сия наглая просьба меня взбесила. Такого я простить не могла.

Тогда за мною ухаживал генерал Монбрен, любимец Мюрата. Гусар,

гасконец, враль, волокита… Он очень старался очаровать меня. Я не

влюбилась в него. Совсем нет! Но этот рубака, сотни раз рисковавший

жизнью, прямой и отважный, составлял такой контраст с Принцем!

А, главное, я почувствовала, что уже не могу терпеть этого любезно-

го Принца. Хватит с меня его приличий, его этикета, его немецкой ска-

редности… Объелась!

В тот вечер на балу генерал Монбрен успешно оттеснил от меня всех

кавалеров. В зале было жарко, я вышла на балкон. По другой стороне

улицы шла группа русских офицеров в Семеновских мундирах. Я

всмотрелась. Точно! Адам шел между ними.

- Генерал, – заметила я. – Видите Семеновского офицера в середине.

Это мой родственник. Боже мой! До сих пор капитан, при его-то отваге!

Плохо служить без протекции…

- Худой, с русыми усами, – Монбрен гордился своим “орлиным”

зрением. – Я его запомнил под Фридландом. Командовал батальоном.

Отлично дрался! Ладно, Мадам, попытаюсь составить протекцию ваше-

му родственнику…

Ему это удалось. Монбрен был из счастливчиков. И когда он пред-

ложил мне уехать с ним в Париж, (он “любил меня больше жизни…”) я

согласилась.

Наверное, нужно было вернуться к Адаму тогда, в восьмом году, на

пять лет раньше. Но человеку нужно время, что бы понять себя. Я ещё не

была готова…

XI

Мужской почерк

После Эрфурта я решил уйти из гвардии. Граф Петр Шереметьев

получил наследство, вышел в отставку и уехал в своё имение. В полку

меня ничего не удерживало. Я подал прошение Военному Министру.

200

Мне предложили принять формируемый во Владимирской губернии

Муромский пехотный полк.

Полк создавался на новом месте, всё приходилось делать заново.

Повезло: в полк прислали толкового сапера, капитана Штакельберга. По

его проектам солдаты выстроили пекарню, баню, офицерское собрание,

казармы… Всё, конечно, рубленое, из брёвен. Хороших плотников в

полку хватало. Потом мы обшили здания досками, выкрасили, поставили

деревянные колонны. Получилось неплохо. Наш дивизионный генерал,

Петр Петрович Коновницин, одобрил. Но это было полдела. Надо было

учить солдат, а, главное, офицеров. В полк прислали совсем зелёных.

Работы хватало.

О Еве старался не вспоминать. Положил про себя: в первый же отпуск

поеду на родину и сразу посватаюсь к самой бедной и самой доброй из

окрестных шляхтёнок. Но три года никак не мог уйти в отпуск! Совсем

собрался в одиннадцатом году, да свалился в белой горячке майор

Попов, единственный офицер, на которого можно было оставить полк.

Летом двенадцатого года генерал подписал мне отпуск, и Анна

присмотрела трёх милых и добрых девочек «на выбор», но тут началась

война.

Полк отступал вместе с Первой армией до Бородина. В Смоленске ко

мне попросился батальонным командиром Петр Шереметьев. Конечно, я

принял его с радостью…

При Бородино полк поставили на левом фланге, в резерве. Ни в

сражении за Шевардинский редут, ни в бою на другой день, утром, мы

не участвовали. В начале двенадцатого ко мне подъехал генерал

Коновницин, и шпагой показал на Багратионовы флеши:

- Пора и нам, Адам Андреич. С Богом!

Третья дивизия Коновницина пошла а штыки. Флеши были заняты

французами. Возле пушек гусары рубили последних русских канониров.

Никто из них не отступил. Не выдержав нашего удара, французы

откатились.

На бруствере флешей генерал Монбрен, размахивая саблей, пытался

задержать своих гусаров. Тщетно! Я видел, как Васильев, щупленький

солдат из третьего батальона, всадил штык в грудь его жеребца. В

горячке атаки было не до того. А когда мы очистили флеши и короткая

передышка позволила осмотреться, я увидел Монбрена уже мёртвым.

И начался ад! Более ста орудий осыпали нас ядрами и картечью. Две