Сказки о воображаемых чудесах

Но вот одной ночью Миранда совершила тактическую ошибку, и мистеру Мьюру все-таки удалось ее схватить. Она проскользнула к нему в кабинет; он сидел, изучая при свете лампы некоторые из своих самых редких монет (из Месопотамии и Этрурии). Видимо, кошка рассчитывала, что сумеет сбежать через дверь, но мистер Мьюр вскочил с кресла с невероятной, почти кошачьей ловкостью и успел закрыть эту дверь. Что за погоня началась тогда! Что за борьба! Что за безумная игра! Мистер Мьюр схватил кошку, упустил ее, схватил опять, и снова она вырвалась; она в ярости расцарапала ему обе руки и лицо; он вновь ее поймал и стал бить о стену, сжимая окровавленные пальцы вокруг ее горла. Он все давил и давил! Теперь-то она попалась, и никакая сила в мире не заставит его отпустить кошку! Кошка вопила, царапалась, лягалась, отбивалась; казалось, она уже содрогается в предсмертной агонии. Мистер Мьюр навис над ней, глаза его выкатились из орбит и налились безумием, как и у самой кошки. Артерии на лбу пульсировали. «Вот! Теперь ты моя! Вот!» — кричал он. И в тот самый момент, когда белая персидская кошка уже находилась при последнем издыхании, дверь в кабинет мистера Мьюра открылась нараспашку, и появился один из слуг. Он был бледен и словно не верил своим глазам: «Мистер Мьюр? Что происходит? Мы услышали такой…» — говорил этот кретин. Конечно, Миранда выскользнула из ослабевшей хватки и помчалась прочь.

После этого случая мистер Мьюр, казалось, смирился с тем, что больше такого шанса ему не представится. Дело стремительно близилось к развязке.

На второй неделе ноября, совершенно внезапно, Алисса вернулась домой.

Она бросила свой спектакль, она оставила «профессиональную сцену» и, как с надрывом заявила своему супругу, даже в Нью-Йорке она еще долго не появится.

К своему изумлению, он заметил, что она недавно плакала: глаза ее были необычно яркого цвета и казались меньше, чем он помнил. Даже ее миловидность, казалось, поизносилась, словно другое лицо — жестче и меньше — проступало сквозь привычное. Бедная Алисса! А ведь у нее было столько надежд, когда она уезжала! Однако, когда мистер Мьюр сделал шаг вперед, чтобы обнять ее и утешить, она отшатнулась; даже ноздри ее сузились, словно его запах казался ей противным.

— Прости, — сказала она, не глядя ему в глаза. — Мне нехорошо. Больше всего мне хочется побыть одной… просто побыть одной.

Она ушла в свою комнату, в свою постель. На несколько дней она заперлась там и принимала только служанок — и, конечно, свою драгоценную Миранду, когда та снисходила до визита домой. (К своему невероятному облегчению, мистер Мьюр заметил, что на белой кошке не было и следа недавней борьбы. Его разодранные руки и лицо заживали медленно, но, поглощенная собственным горем, Алисса их, похоже, и не заметила.)

В своей комнате, за закрытой дверью, Алисса несколько раз звонила по телефону в Нью-Йорк. Порой казалось, что она плачет в трубку, но, насколько мог судить мистер Мьюр — он был просто вынужден подслушивать, — ни один из звонков не предназначался Албану.

И это значило… а что же это значило? Он вынужден был признаться, что и понятия не имеет; Алиссу спросить он тоже не мог. Спросить — значило выдать себя, признаться в том, что он слушал ее разговоры. Алисса была бы возмущена до глубины души.

Мистер Мьюр посылал в комнату больной Алиссы маленькие букеты осенних цветов, покупал ей шоколадные конфеты, карамель, изящные томики стихов, купил бриллиантовый браслет. Несколько раз он сам появлялся у ее двери — все тот же галантный кавалер, — но она объясняла, что не готова его видеть. Пока не готова. Голос ее был резок, в нем появились металлические нотки, которых мистер Мьюр раньше не слышал.

— Алисса, разве ты не любишь меня? — внезапно воскликнул он.

Наступила неловкая пауза, а затем:

— Конечно, люблю. Но, пожалуйста, уйди и оставь меня в покое.

Мистер Мьюр так переживал за Алиссу, что заснуть ему удавалось лишь на час или два, да и тогда его терзали кошмары. Белая кошка! Мерзкая удушающая тяжесть! Мех у него во рту! И все же, проснувшись, он думал лишь об Алиссе. О том, как, вернувшись домой, она не вернулась к нему.

Он лежал на своей одинокой постели среди спутанных простыней и хрипло рыдал. Однажды утром он погладил подбородок и нащупал щетину: вот уже несколько дней он забывал побриться.

С балкона он порой видел белую кошку, что прихорашивалась на садовой ограде — она была больше, чем он припоминал. Полностью отошла после его нападения. (То есть если вообще пострадала. Если кошка на садовом заборе была той же самой, что забрела в его кабинет.) Ее белый мех словно горел в солнечных лучах. Ее глубоко посаженные глаза были крохотными золотыми угольками. Мистер Мьюр испытал небольшой шок: какое прекрасное создание!

Хотя, естественно, в следующий миг он понял, кто это был.