— Я думаю — зачем? — подхватил Стрибог, — но все ж ветер кликнул и Водяного слушаться ему наказал… А Мокрейшество, оказывается, углядел, что Черноречка с небывалой силой и быстротой свои волны катит. Она, видать, нас решила на отмель слева по борту выкинуть… Мокрейшество ветру приказал, тот и подул на нас слева, то бишь с запада. А речка — справа… И пока они так бодались, мы ровнехонько в пролив между отмелью и Черночречкой проскочили!
— Светлая голова! — похвалил Леший, — ну сущий морской дьявол!!!
— Теперь уж Рогатина позади, а мы — на якоре у берега, — проговорил Ярило, — да и Стрибогов Ветер тучу отогнал — дождь кончился…
Все прислушались — и действительно, перестук капель по крыше стих.
— Что же дальше? — спросил Демка тихо.
— Дальше? — переспросил Стрибог, — а дальше, Демка, неизвестность. Мы прибыли к границе Затопленного леса…
— Граница — не граница, а так не годится! — сказала Майя, — все это — завтра, а сейчас пора и отдохнуть!
— И то верно! — проговорил Водяной, — давайте-ка на боковую!
Все тихонько улеглись, дверь заперли на засов и задули свечи в глиняных горшках. Тьма и тишина окутали «хибарку». Но сон еще долго не приходил к Демке. Он все думал об удивительно теплых серых глазах рыженькой Дунаи. Он поймал себя на мысли, что теперь ему совершенно не хочется возвращаться домой — ведь это означало навсегда расстаться с Дунаей… Наконец и его сморил тревожный, чуткий сон…
Глава 21. Затопленный лес
А утром они снялись с якоря и «Кувшинка» медленно, словно крадучись, вплыла в Затопленный лес… Странное это было место. Под пепельно-серым небом куда ни глянь простирался еловый лес.
Деревья — огромные, в гирляндах лишайников, росли словно не из земли, а из липкого молочного тумана. Он стелился по затопленным и заболоченным берегам, подбираясь к самой реке. Кроны елей-громадин заслоняли от взоров почти все небо, оставляя только узкую полоску над рекой. Даже утром здесь царил полумрак…
«Кувшинка» двигалась очень медленно — течение реки почти замерло. Путешественники сгрудились на палубе и тревожно вглядывались в сумеречные лесные укровы берегов, медленно уплывавшие назад…
— Как здесь тихо! — проговорил Стрибог.
— Хо-хо-хо… — откликнулось из чащи зловещее, глухое эхо.
Мороз пробежал по коже путешественников. Леший тихо шепнул стоящему рядом и трясущемуся от страха Овиннику:
— Гляди, Банник, каким эхо-то должно быть…
— Быть, быть… — зашептал зловещий голос.
— Войдем-ка внутрь, хватит с нас этих отзвуков! — проговорил Водяной, — в «хибарке»-то оно как-то спокойнее… А то нас этот лес и сгубить не прочь!..
— Прочь! Прочь! Прочь!.. — эхо зашептало это со злобой сотни голосов.
Путешественники поспешно вошли в «хибарку», и заперли дверь.
— Вы слышали это? — прошептала Майя.
Все закивали, а она продолжала тихим шепотом:
— Так вот, это вовсе не эхо. Это дивы. Сами они голоса не имеют, только наши отражают. Но каждое слово, каждый звук напитывают они своей злобой… Мне про них сказывала бабушка, она еще девушкой видала их в своих северных краях. Рассказала она и как с ними совладать…
— Как же? — прошептал Ярило.
Майя вздохнула:
— Дивы — это неприкаянные души умерших, — голос девушки был грустным, — тех, кто при жизни по собственному умыслу творил зло. Вечная злоба — их удел. Не знают дивы покоя и не узнают никогда… Только одно средство есть против них… Это песня… Песня, которой они и бояться пуще всего на свете, и жаждут слушать вечно. Она напоминает им о покое. И о прощении…
— Какая песня? — спросил тихонько Леший, — неужто ей и научила тебя бабушка, незабвенная моя Озерушка?
— Да, она самая и научила, — Майя улыбнулась Лешему, в глазах ее мелькнула легкая грусть, словно по ушедшему, — она самая…
— Слышал о такой песне и я, — проговорил Водяной, — но никак не думал, что она взаправду существу…
Договорить он не успел: снаружи вдруг раздался какой-то стук и лодка стала медленно поворачивать…
— Руль! — крикнул Стрибог и бросился к двери.
— Стой! — Майя схватила его за рукав, — сначала я…
И, прежде чем кто либо успел ей возразить, она ловко юркнула в отворенную дверь и, остановившись, начала напевать какую-то мелодию — тихую и грустную. Раздался тихий стон — то ли ужаса, то ли облегчения, — и лодка поворачивать перестала. Стрибог тоже выбрался на палубу, захлопнул за собою дверь и бросился к рулю. Он еле успел его вывернуть, и «Кувшинка» чудом не напоролась на торчащий из воды обломок громадного ствола…
— Майя! — крикнул Стрибог, — твоя песня их смиряет! Пой, а я буду править лодкой!..
Майя, кивнув ему, медленно и величаво, словно повелительница этого края, прошла на нос корабля, и в шипящую тишину леса ворвалась пущенной стрелою ее песня: