Сказки Старой Эль

Спрятала дева огонь на груди, голову склонила и к горе пошла. Тяжела моя ноша, тяжела, собирала я этот огонь в кузнях города моего, угли прятала у сердца, разжигала злобой своей, гневом яростным. Креп огонёк, жгли угли кожу, но сильнее жажда мести мою душу терзала. Сковал брат мой старший перед смертью ладанку медную, чтобы я огонь смогла донести, а брат средний мне доспехи сладил, чтобы никто меня не сразил, а брат младший на прощанье мне песню спел… Потом уснули братики мои сном вечным, злая стужа жизнь из них выпила… Лишь один, один брат мой, царь лесной, жив еще! Он помощи моей ждет, сам он на гору не взойдёт. Быстрей, быстрей, пока ноги идут, пока силы не покинули дрожащие руки! Камни сыпятся по склону, шумят, гремят… Но смогу я! Я быстра, как стрела, как единственная стрела, что у него осталась!..

И мой брат ждет меня. Вон он спит, завёрнутый в белоснежное одеяло.

С горьким криком упала Лея на грудь лесного царя. Крепок был сон его, почти убаюкала его нянька ледяного колдуна – седая вьюга, уж она вилась и стенала, комья снега в лицо деве бросала, но отступила, едва хлыст засвистел, верхушки сугробов срезая.

«Брат мой, Мир мой! Проснись! Открой глаза, еще не завершили мы путь. Ах, почти добрались мы до перевала, на том склоне замок проклятого колдуна! Просыпайся, Мир, мы должны идти!»

С трудом открыл глаза лесной царь, лицо его посерело, поблекли изящные руны на пальцах, черные волосы иней посеребрил: «Согрей меня, сестрица».

Отпрянула дева в сторону, сердце страхом зашлось… О, Мир, брат мой!.. Тот огонь, что несу я, погубит тебя, не согреет, нет!

«Согрей, сестрица», – упорно царь твердил. Дрожащими руками она ладанку из-под плаща достала, крышку откинула и к губам поднесла, быстро-быстро зашептала: «Огонь, радость моя, гнев мой, о, боль моя… Огонь! Согрей брата моего да не отними у него ничего».

Выпорхнул крохотный джинн-огонёк, на грудь царя опустился и закружился в танце. И шуршал песок, гонг звучал, где-то вдалеке верблюд кричал, маленький пустынный дух танцевал, расходился свет от него кругами, таял снег под огненными стопами.

Очнулся Мир, поднялся, смыл с лица своего боль, стряхнул капли ледяные с волос, плечи расправил и на колени перед девой-сестрой встал:

– Лея, ты спасла меня.

Крепко сжала она ладони, головы не подняла.

– Огонь… весь огонь свой я растратила. Нечем мне сразить белого колдуна.

– Хватит искорки нам, сестра. Осталось у тебя?

– Да, осталось, – глухо голос её звучал, очи тёмные снова гневом пылали. О, выросшие в песках пощады не знали!

– Постой, – Мир поднялся, наклонился в размётанный снег у своих ног и поднял гладкий деревянный меч. – Возьми его, сестра. Я достал его, когда с вьюгой сражался. Он досыта моей крови напился, он вспыхнет жарче солнца, ты одолеешь нашего врага.

Миновали они перевал и вышли на тропу, на которой замок Зимы стоял. Тысячу ступеней в скале и ворота каменные прорубили тролли, сотни стёкол выковала стужа, а расписал мороз. Лишь одно оконце сквозное было – и жила в той горнице Лето, леса заповедного хозяйка. Зеленые шелковые занавеси трепали ветра, но упорно их штопала госпожа, травами да маками вышивала, ни отдыха, ни печали не знала. Пела песни она до заката, а после первой звезды плотно сшивала края полотна, и ни вьюга, ни тоска над нею не властны были, ни сам северный господин, что на белом коне объезжал владения. Год за годом, день за днём, он ждал, что впустит его она, но суровы были её слова: «Я пришла к тебе по своей воле, обещание выполнила. Но твоей я не стану больше никогда. Ты сильнее меня был всегда, от твоего дыхания седеют косы мои, от твоего поцелуя стынут уста, лишь когда ты спустился за перевал, когда жажду власти свою усмирил и из источника воды выпил, лишь на ту ночь я тебе поверила. Ту единственную, когда день на убыль не идет… Когда одинокое сердце суженого ждёт».

«Кто же стережёт замок его?»

«Тролли, каменные тролли. Видишь, замерли глыбами они? Лишь солнце скроется, оживут и дубинами ворочать начнут».

«Как же мы пройдём мимо них? Закат близится, не успеть нам!»

«Поспешим, сестрица!»

Они бежали по ступеням вниз, вниз, вниз, и бился чёрный плащ за её спиной крыльям подобно, одиноко стучала тисовая стрела в пустом колчане Мира-царя, луч закатный розово-алым скользил по земле, в миг последний кровью пролился на тысячную ступень… Ожили тролли, раскрыли глаза, увидели бегущих, пальцами каменными камень ломали. Брат и сестра головы руками прикрывали, шаг за шагом отступая к воротам. И когда каменные створки в спину им врезались, дева вскрикнула зло, разгневанно: «Прочь идите, пугала! Прочь! Не ступит ваша нога дальше этих ворот!» Лишь коснулась рука ее резного гранита, как слетели запоры – сам колдун Зима непрошенных гостей видеть пожелал.

– Матушка! Разыщи её, Мир!

«А я найду колдуна».