Сказки Старой Эль

Забрал караванщик девочку, увёз её далеко к стенам белых пустынных городов. Там ждала его семья – трое сыновей и жена. Шли дни. Росла лесная дева среди песков и ветров. Научилась она прясть дни из тончайшей пряжи и считать огни ночных фонарщиков, что всегда на страже. А семерых братьев её учил караванщик по звёздам свой путь искать, учил воду чуять сквозь жар и зной, учил платить и продавать. Он брал их с собой, но далеко в пустыню не водил, в пески он по-прежнему ходил один, далеко минуя шумящий лес. Боялся караванщик, что златовласая красавица передумает и обратно свою дочь потребует, а в придачу и всех его сыновей. Сторонился он леса не напрасно, оттуда, из-за зелёных стен и настигла его беда, долго она шла к нему, но не миновать её было. Проведал белый всадник, что дочь его в пустыню отдана и решил её вернуть. Налетел он снежным вихрем на город, но братья не отдали сестру, отхлестали они всадника горящими плетьми. И пало с того дня на город проклятье – коснулся ледяной колдун своим посохом городских куполов, семь лет лютовала зима, пока всех сыновей караванщика не сгубила.

Вёл Мир деву сквозь лес к ручью звенящему – любую боль и хворь своими водами исцеляющему. Теперь чуял он, что беда на ней и скорбь великая – всё ниже она голову клонила, устало, спотыкаясь, брела. Легки были дороги лесные, когда Мир по ним шёл, но, видно, совсем дева истомилась – села на пенёк, головой покачала:

– Нет, дальше я не пойду. Ты оставь меня. Дай мне отдыху сроком два дня, а потом встретимся у того ручья, куда ты вёл меня.

– Хорошо, – не хотел Мир оставлять ее одну – тревогой лес наполнился, когда дева в него вошла, но царь лесной сердце скрепил, согласился. – Возьми этот рожок, его звук я везде услышу и приду, а к ручью тебя соловей приведет, что встретил тебя на границе.

Ох, недобро, недобро дева глазами сверкнула при имени провожатого своего, но огонь свой спрятала, благодарно рожок приняла и царю за помощь и заботу поклонилась.

А едва ушел лесной царь, в тяжком сонном бессилии дева на траву опустилась. В плащ свой черный с головой укрылась и по дорожкам дрёмотным путём караванов в родные места унеслась.

«Кто она? Кто она? Кто она? – звенело в голове Мира. – Почему сердце от нее стынет, а голова звоном полнится? Что за беда за ней гонится? Что за напасть? Не вовремя! Ах, как не вовремя!»

В лесу день разгорался, всякая тварь на тропу свою выходила и в тихую песнь лесную голос свой вплетала. Лес тот был необычным. Было у него две хранительницы – Лето, первая госпожа, мать царя лесного, и Весна, невеста его нареченная. И лишь на короткий срок Лето власть свою уступала осенним вихрям и дождям, что сворой пролетали над угодьями Мира-царя. Они в холод и запустенье лес укутывали, когда лесной царь, отдыхая от трудов, погружался в сон безвременья, одна Весна могла тот сон прервать.

Зимы и стужи давно не было в этих местах, отвела Лето лютый северный ветер, и забыл он в эти земли дорогу. Но настал час, и пришлось Лету зайти за Одинокую гору и встретиться с колдуном Зимой. Мир с грустью принял власть у матери, он не знал, наступит ли день её возвращения – но надеялся, ждал…

И вот пришла дева, в сердце лед несущая, и впервые в летний зной в лесу холодом повеяло. Лес протяжно вздохнул, но холод этот мощью своей легко принял, растворил, развеял по полянам и оврагам тёмным. Сон девы сберёг, и проснулась она, боли, скорби тёмной не помня. Стряхнула плащ свой чёрный, в сторону его отбросила, тихо брякнули ножны пустые на боку, дева брови нахмурила, ножны сняла, задумчиво пальцем по старой задубевшей коже провела:

– Чем я наполню вас?

– Ты, дева пустынь, много секретов знаешь, неужели ни один из них не сгодится? – сладко чирикнул соловей над ухом и вспорхнул.

– Ах, ты мерзкий соглядатай!..

Обернулась гневно, заметалась. Но соловей уже улетел, и осталась она одна на поляне среди гибких и сильных клёнов. В бессилии закинула дева голову, а в кронах деревьев небо бежало и свет солнечный струился, как ни в чём не бывало.

«Отравил меня ледяной колдун, холодом сердце сковал, ненавистью лютой, братьев погубил и мне ничего кроме мести не оставил, но лес этот сердце моё оживил, расплавил, снова в нем мечты и песни, и будут цвести луга, алые луга маков на моей земле…»

Привязала дева ножны пустые на спину, косу переплела, плащ черный в дупле схоронила и пошла к ручью, где ее лесной царь ждал.

Мир сидел у ручья, задумчиво смотрел в воду, он совсем забросил свирель в эти дни, и лес вокруг него тоже притих, затаился. Шаги девичьи услышал задолго, но головы не поднимал до тех пор, пока она рядом не оказалась и не вздохнула, поняв, что путь её завершён. Поднял царь глаза, улыбнулся ласково:

– Вижу, лес мой тебя хорошо встретил, сон тебя исцелил не хуже вод этого источника.

– Да, легко моё сердце – как в прежние времена. А что за воды в этом ручье? Чем сильны они?

Задумался Мир, поднялся с прибрежного камня:

– Я отвечу тебе, дева пустыни, если и ты меня ответом одаришь.

Кивнула она в ответ.

– Подойди, – лесной царь протянул руку, – посмотри в воду, загляни в неё.