Сказки тесного мира

Посмотрев на мир отвыкшим зрением, Иван заметил, что всё, в общем, нормально: солнце, как и положено в этот час, уже закатилось, день убывает. Идти никуда не хотелось – хотелось сидеть здесь, на пне, любоваться удивительным рогом и вспоминать кельтские сказки, которые Иван когда-то любил и даже мечтал уехать в Британию – всё равно куда именно, и жалел, что не родился британцем, или хотя бы человеком с судьбой режиссёра, снимающего фильмы на кельтской фактуре...

И это было недавно. Почему же он всё позабыл? Почему кажется, что прошло много лет? Что случилось?..

Ивану почудилось, что до этой минуты им владело какое-то наваждение. Но ничего, теперь он всё вспомнит и вернется к своим мечтам! Не важно, что ему далеко за тридцать, и что он всё ещё малоизвестный сценарист и совсем никому не известный режиссёр...

Рогов поднялся на ноги, огляделся, прислушался... Вихрь удивительных ощущений охватил его. За несколько секунд Рогов пережил такой шквал восторга, ликования, упоительного, рвущегося наружу внутреннего смеха, какого не испытывал прежде ни разу.

С большим трудом сдержался Иван, чтобы не залиться хохотом прямо здесь и сейчас – ни с того, ни с сего! Ощущение было в сотни раз сильнее первобытного ликования, которое чувствует голодный перед скорым обедом, с таким ликованием трудно справиться, – вырывается на волю незаметный упругий смех, больше похожий на нетерпеливое хныканье и поскуливание.

Через несколько мгновений это прошло, а Иван почувствовал неодолимое желание показать находку друзьям, поделиться с ними радостью, которую сам испытал. Он быстро пошёл в направлении голосов, спотыкаясь, продираясь через цепкие ветви, попадая ногами в болотистые лунки, скрытые листьями, вирированными монотонной сепией осени.

Не заметив под ногами палого ствола, Рогов споткнулся и всей тяжестью тела рухнул в небольшой окоп, вырытый в военные времена рядом с молоденькой сосёнкой, постепенно превратившейся в могучее древо.

Падая, Иван выронил череп и теперь, неловко возясь в шуршащей ржавчине леса, пытался найти его.

Черепа не было.

Рогов возился шумно и привлёк внимание пирующих. Те принялись было смеяться (особенно женщины, падкие на такого рода штучки), - подумали, что Рогов затеял какую-то игру, - но сообразив, что потерпевший не разделяет восторгов и возится в яме вполне серьёзно, ринулись другу на помощь.

Весело валяясь во влажной листве, милые мужчины и женщины с трудом выволокли из ямы упиравшегося Рогова. Упираясь, Иван продолжал озираться, ползать на коленях, ворошить ногами и руками листву. Поиски ничего не давали, Рогов психовал всё больше и больше, – настолько, что когда одна из малознакомых дам, директриса с Мосфильма, чья-то подруга, наклонившись к нему, осведомилась о предмете его столь неистовых поисков:

- Что ж такое вы обронили, что может быть важнее живого общения с друзьями?.. Дорогие часы? Зажигалку?..

Несколько голосов высказали свои предположения. Фигурировали портмоне, айфон, перстень с бриллиантом, редкая старинная монета, коллекционный нож, ручка "Montblanc" и даже таблетка виагры.

Тогда Рогов не выдержал. Выпрямился и гневно прокричал, обращаясь ко всем разом:

– Что потерял?! Для кого-то – кусок дерьма, а для кого-то – крупный брильянт, блять!.. – А потом прошипел сквозь зубы, не обращаясь ни к кому в частности:

– Кретины, блять... уроды, поделиться хотел... дерьмо одноклеточное...

Мало-помалу почти все присоединились к поискам, за исключением наиболее обидчивых и чистоплотных. Многие искоса поглядывали на виновника, пытаясь по выражению лица понять истинную ценность потери. Определять было не по чему – лица на Иване не было. Это подхлестнуло ищущих, и они стали искать усерднее – добрые, жалостливые люди...

Известный режиссёр, ближайший друг Рогова, подобравшись вплотную, интимным шёпотом пробормотал, пытаясь заглянуть свиными глазками в глаза сценаристу:

– Вань, ну мне-то можешь сказать?..

Стоя на четвереньках, Иван замер, внимательно и серьёзно посмотрел на режиссёра и тихо сказал:

– Я потерял самую удивительную вещь, которую только видел в жизни... – череп единорога.

Не дожидаясь реакции друга, Рогов вернулся к поискам. В глазах его читались отчаянье и мучительное чувство бессилия – то есть, в точности то же, что и было в душе.

Общество расползалось, расширяя радиус прочёсывания и постепенно забывая, чем именно все занимаются. Друг-режиссер стоял в стороне, отряхивал одежду и с ухмылкой разъяснял что-то небольшой группке людей, кивая в сторону ползавшего по земле сценариста.

Постепенно около режиссера собрались почти все...

Кто-то воспринял происшествие как розыгрыш – эти смеялись, отдавая должное остроумию и актерскому таланту Рогова, и даже советовали режиссёру дать ему роль; кто-то счёл это пьяной выходкой – те были возмущены и желали как можно скорее уехать; а некоторые решили, что Рогов сошёл с ума по-настоящему – они старались придать лицам выражение безразличия, дабы не раздражить больного пуще прежнего.