Сказки врут!

Вернувшись, взялась за последнее намеченное на сегодня дело — пожарила кабачки. Майонеза мама, конечно же, не купила (вредный потому что), и пришлось делать заправку по бабушкиному рецепту: уксус, подсолнечное масло и чеснок. Обмакивая золотистые кружочки в соус и укладывая их на тарелку, продолжала думать о Сером…

Думала, думала и придумала. Отправила в рот не поместившийся на тарелке кусочек, вымыла руки и набрала номер Игоря, нашего сисадмина, того самого, что пару раз пытался провожать меня домой. Любопытно, как быстро мужчины, убедившись, что им отказывают отнюдь не из кокетства, переквалифицируются в просто друзей.

— Чего тебе, Вербицкая? — недовольно отозвался «просто друг». — Суббота, шесть утра, а ты уже названиваешь.

— Какие шесть? Полпервого уже.

— Ой–ё! У меня часы стоят! А мне на три на автобус! — в трубке послышалась какая‑то возня, потом зажурчала вода… Надеюсь, вода. — Что бы я без тебя делал, Вербицкая!

— Проспал бы свою дачу, шашлыки, водку и очередную девицу.

— Всё–всё, я и так понял, насколько тебе обязан. Чем могу служить? Ты ж не только разбудить меня звонила?

— Игорек, мне нужно адрес узнать.

— Ай Пи или и–мейл?

— Домашний адрес. Человека одного ищу… Точнее, его родню.

Проще было бы спуститься на этаж ниже и поговорить с тётей Машей: она дружила с матерью Серого и весть о его смерти тоже она разнесла, наверняка и адрес знала. Но пришлось бы объяснять, зачем мне да к чему…

— Домашний? — озадачился Игорь.

— Ты же говорил, у тебя в паспортном столе связи, в РОВД и в самой небесной канцелярии.

— Ладно, попробую. Выкладывай всё, что знаешь о своём человеке. Завтра–послезавтра будет.

— А сегодня?

— Сегодня у меня дача, шашлыки и девица… если повезёт. Но если очень повезёт, то и адрес узнаю.

Повезло. Игорь перезвонил через час и продиктовал улицу, номер дома и даже телефон. Но звонить я не стала.

На кладбище я гость нередкий. Отец, дед, бабуля. За могилами присмотр нужен: сорняки выполоть, оградку подкрасить. Ходила, как на работу, к своему стыду давно уже не испытывая должного пиетета. Живыми они были мне самыми родными, близкими и любимыми, но странно было бы испытывать такие же чувства к трём гранитным памятникам. Кто‑то счёл бы это циничным. Потому ни с кем и не делюсь подобными мыслями. А настоящие памятники им — у меня в сердце. Навсегда. Этим тоже не делюсь.

Но Серый… Страшно было представлять его фотографию, прикрученную к каменной плите. Молодой, красивый парень: тёмные волосы вечным ёжиком, ямочка на подбородке, глаза–угольки. Но до кладбища — и это ещё страшнее — увидеться с его семьёй.

Надела голубое платье. К глазам идёт, но главное, скромненькое: и вырез не глубокий, и длина приличная. Расчесалась, отстраненно и уже не впервые подумав, не отрастить ли косу, как у мамы — была бы не хуже, волосы у меня тоже густые, только с рыжинкой… были бы, если бы не подкрашивала. А так аристократический пепельный оттенок, как у бабушки, но у неё тоже коса была, а у меня — короткая стрижка «быстрый старт», как я её называю: щёткой пригладила, и готова к свершениям.

— Веди себя хорошо, — наказала я Жорику, покидая квартиру.

Вернусь, и будем с тобой вместе грустить.

— Здравствуйте, Вероника Алексеевна. Вы меня, наверное, не помните. Я — Настя, внучка Аллы Викторовны, мы дружили с Серёжей…

Остановив лифт между этажами, я репетировала то, что собиралась сказать матери Серого.

— Здравствуйте, Вероника Алексеевна…

А если всё‑таки Александровна? Я не была уверена, что правильно помнила отчество — в детстве она была для меня просто тётей Верой.

— Здравствуйте, Вероника Ал… кхе–кхе… вна. Вы меня, наверное, не помните…

Поняв, что от повторений становится только хуже, решительно нажала кнопку седьмого этажа.

Щёлкнул замок, дверь приоткрылась, и я бегло начала, уткнувшись в пол:

— Здравствуйте, я Настя…

Подняла глаза и онемела на несколько секунд.

— Ну, здравствуй, Настя.

— Серый! — очнувшись, я кинулась на шею открывшему мне парню. — Живой!

— Живой–живой… И буду живой, если не задушишь.

Квартира у Линкевичей была трехкомнатная, но всё равно тесная. Светка, младшая сестра Серого, успела выйти замуж, родить ребёнка и развестись. Жила теперь тут вместе с сынишкой. Человек трёх лет от роду умудрялся занимать все три комнаты одновременно, и потому мы устроились на кухне. Разговаривали и пили чай, который заварила тётя Вера, к моему удивлению и стыду оказавшаяся Вероникой Николаевной.

— Муторная история, — поморщился Сергей. — Да, была авария, двое ребят погибло из моей бригады. Меня контузило. Больница, реанимация. Когда в себя пришёл, не сразу и узнал, что умник какой‑то документы перепутал. И маме передали уже. Даже думать не хочу, чего она натерпелась.

— Ой, Серый, какой же ты… серый…

В мальчишеском ёжике осталось не так уж много тёмных волос, и ранняя седина превратила детское прозвище в очевидную правду.

— Давно вернулся?

— Второй месяц уже.

— А я только сегодня узнала… — Хотелось провалиться под землю со стыда. Но провалиться можно было только в квартиру на шестом этаже, и вряд ли её жильцы были бы рады мне и дыре в потолке.