– Милая, – и Эбигейл положила свою теплую, мягкую ладонь на руку Аллиары. – Не волнуйтесь так, я возьму вас! И, конечно, научу всему, что знаю сама. А что касается моей счастливой и легкой судьбы… – и она слегка усмехнулась, откидываясь в кресло. – Все, что вы видите сейчас, появилось не так давно, тому лет пять от силы. А до этого… До этого и в моей жизни бывало… очень разное. – И она порывисто встала, и начала прохаживаться по комнате, зябко обхватив себя за плечи, как будто ей было холодно, несмотря на пылающий камин. Вишневый шелк шелестел в такт ее шагам, и Аллиара завороженно слушала рассказ…
– Я родилась и выросла в очень состоятельной семье, да вот беда, в детстве я тяжко заболела. Настолько тяжело, что матушка со слезами вспоминала о том, как лет в пять я, плача от боли и жара, говорила, что хочу умереть… Не помогали ни целители, ни лекарства. Я чахла на глазах у родителей, и никто не мог ничего поделать. Кстати, именно тогда я выучилась плести кружево – надо же было себя чем-то занять в те долгие периоды, когда мне запрещено было вставать с постели.
Это продолжалось десять долгих лет. И вот однажды в наш город забрела странная, бедно одетая женщина. Она постучалась в ворота нашего особняка, и попросила ее впустить. У матушки моей всегда было доброе и милосердное сердце, и она не отказала несчастной. Отогревшись и утолив голод, незнакомка пожелала поговорить со своей благодетельницей. Она оказалась видящей, и рассказала матушке о том, почему я заболела, и как мне помочь. Для этого следовало отправиться в опасное путешествие в далекую горную страну, причем, сделать это могла лишь мать с искренне любящей душой. Именно там, высоко в горах, росла очень редкая волшебная травка, которая могла мне помочь.
Не раздумывая ни минуты, матушка решилась проделать этот трудный путь. Она отсутствовала полгода, и все это время я истово молилась, чтобы она вернулась. И именно тогда я впервые сплела кружево, которое обладало чудесными свойствами. Однако, я об этом и сама не ведала.
А ведь Видящая сказала матушке, что есть у меня какой-то дивный дар, хоть и дремлет он еще, но в свое время проявится. И ради его раскрытия мне нужны жизнь и здоровье, ведь многим людям я смогу помочь.
Однако, никто не придал значения ее словам в то время, как матушка отправлялась в свой дальний и опасный путь. А уж по возвращении, после моего исцеления, и вовсе об этом забыли.
Я выросла, встретила милого своего Дамиана, и вышла за него замуж. Крут нравом был мой батюшка, не одобрил он этот союз – сначала молча, а потом уж и гневаться стал. Так что вынуждена я была уйти из отчего дома, забрав лишь самое дорогое моему сердцу.
Однако, мы были молоды, и не унывали. Мы любили друг друга, и готовы были любые трудности преодолеть. Дамиан работал, я плела кружево. Детки у нас родились, и, хотя порой очень солоно нам приходилось, не теряли мы любви и веры друг в друга. Да и дар мой стал постепенно раскрываться. Начала я примечать, что свет сердца человека вижу, горести его ведаю. Это как… – и Эбигейл пощелкала пальцами, подбирая сравнение, – как радуга, что из сердца изливается. И разные ее цвета и оттенки – это чувства и переживания человеческие И если каких-то цветов мало, или вовсе недостает, я это своей работой исправить могу. Лучи, что из моего сердечка исходят, в кружево вплести, а там уж у человека и жизнь, и судьба к лучшему меняются…
А потом я уж известной мастерицей стала, люди узнали обо мне… Шли ко мне стар и млад, и никому я не отказывала. Да приключилась беда – сначала мы из города нашего в столицу переехали, Дамиан дело там открыл, и все хорошо шло. И мои работы людям нравились. Даже партнеры нашлись, что обещали помочь на ноги встать… Я с утра и до вечера над кружевом своим сидела – все стремилась побольше сработать, чтобы людям помочь… Еще и Школу Кружевниц открыла – так мне хотелось науку свою добрым людям передать.
Да только рухнуло все в одночасье – будто слово недоброе кто сказал. Те, кто помочь обещался, изделия мои забрали, да и скрылись с ними, мне не заплатив. Родители стали дочерей из школы забирать, – мол, дело это небыстрое, кружева плести, а руки лишние в хозяйстве не бывают. Да и у Дамиана дела все хуже и хуже шли.
И настал день, когда я сидела в пустой мастерской перед станком, двери и окна были наглухо заперты, ибо кредиторы с утра до ночи нас осаждали. А в доме сидели голодные дети. Муж, как ушел с ура на заработки, так еще и не возвращался. Я сидела, и мысли черные не давали мне покоя, душу мне отравляли. Что же я за мать, коли детям не могу пропитание дать? Что же я за мастерица, коли работы мои никому не нужны? Что же я такая глупая да наивная, что позволила себя так облапошить?
И чем больше я так думала, тем смурнее у меня на душе становилось. И даже ниток не было, чтобы кружево сплести!