Читаем Скелет дракона полностью

Анна (продолжает танцевать). А нам скучно, если он соблюдается…

Леонардо встаёт, подходит к ней, танцует вместе с ней. Анна удивлена и польщена.

Анна (в танце). Прикажите ей не ругать вас. Она ваша служанка, как же вы позволяете?

Леонардо (так же). Мне нравится, как она работает, её ворчание мне не мешает.

Танец заканчивается, раздаются громкие, но медлительные аплодисменты. Леонардо и Анна оборачиваются. В дверях стоит король Франциск: высокий и плечистый 25-летний юноша с аккуратно постриженной бородой и усами, с флегматичным взглядом и плавными движениями. На его поясе шпага в изукрашенных ножнах.

Король. Так всё-таки!..

Леонардо (споклоном). Ваше величество.

Король. Мне сказали, что вы при смерти, мастер Леонардо, а вы, оказывается, танцуете, да ещё с девушками.

Леонардо. Неисповедимы пути господни, сир. Сегодня я танцую, а завтра, глядишь, предстану пред светлы очи господа нашего…

Король. Мне говорили, что вы не слишком набожны…

Леонардо. Не стоит слушать то, что говорят, сир.

Король. Вот я и пришёл убедиться во всём своими глазами.

Анна. Вы один, Франсуа?

Король. Мне все надоели. Таскаются за мной целый день… Решил побыть в тишине у нашего славного инженера и живописца. Я рад, что вы в добром здравии, мастер Леонардо.

Леонардо. Благодарю вас, ваше величество.

Король. А как продвигается портрет нашей гостьи, мисс Анны?

Леонардо неожиданно проворно бросается наперерез Франциску, успевает закрыть портрет тканью.

Леонардо. Нет! Я никому не показываю незаконченные вещи.

Король. Это неправда, Леонардо. Если бы это было так, мир никогда не увидел бы ни одной вашей работы. Вы демонстрировали модель «Коня» герцогу Лодовико Сфорца, тайную вечерю писали на глазах у всей братии Санта-Марии-делле-Грацие…

Леонардо. И раскаиваюсь в этом…

Король. В зале пятисот во Флоренции вы писали «Битву при Ангиари», не отгораживаясь ширмами, как это делал мастер Микеланджело, писавший на стене напротив «Битву обнажённых».

Леонардо. Вы много обо мне знаете, ваше величество.

Король. О вас много говорят. Разве это плохо?

Леонардо (с галантным поклоном). Хорошо, когда благодаря разговорам король приглашает художника доживать свой век в королевском замке. И я не устану благословлять за это вашу милость.

Анна (капризно). Он и мне не даёт посмотреть, Франсуа!

Король. В конце концов, показали же вы мне портрет моны Лизы дель Джокондо и даже продали мне его, хотя он, как вы говорите, не окончен.

Леонардо. Именно поэтому я вам его и не отдаю.

Король. Но я обязательно заберу его, как только вы… едва лишь…

Леонардо. Договаривайте, ваше Величество. Как только я умру.

Пауза. Из внутренних покоев выходит Франческо вместе со священником-францисканцем. Франческо и фра Бартоломео останавливаются у дверей, они не обращают внимания на короля, Анну и Леонардо, замерших от неловкости. У фра Бартоломео в руке чётки с крестом, молитвенник.

Бартоломео. Поверьте, сын мой! На душе вашего учителя нет тяжких грехов. Гордыня? Может быть, но и её он преодолел, решив причаститься святых даров перед смертью.

Франческо (едва не плачет). Мне кажется, он сделал это для меня, чтобы я перестал докучать ему…

Бартоломео. Значит, любовь в его сердце всё же есть, она не чужда ему!

Франчсеко. Он просто уступил моим мольбам. Я боюсь за его бессмертную душу больше, чем он сам. Он творил страшные вещи, падре… И если он не сказал о них на исповеди, значит, он не считает их страшными, что ещё ужаснее!

Бартоломео. Ну, например, сын мой?

Франческо. Зороастро… Он остался калекой на всю жизнь по вине учителя…

Бартоломео. В этом он раскаивается.

Франческо. Он вскрывал трупы!

Бартоломео. Это новый мир, Франческо. А мастер Леонардо – учёный, художник… Он же не убивал никого…

Франческо. Впрямую нет, но косвенно…

Бартоломео. Я знаю, о чём ты говоришь, Франческо.

Франческо (с надеждой). Он сказал вам? Он раскаивается?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза