Читаем Скелет дракона полностью

Король снимает с Леонардо берет, парик, сдирает с его лица бороду и перед нами предстаёт 39-летний очень хорошо сложённый кудрявый красавец с лукавым взглядом. Это – Салаино. Анна испуганно зажимает рот рукой, но и улыбается: ей интересно.

Король (флегматично). Я так и думал. Кто ещё мог сыграть эту роль? Как на празднике в честь моей коронации! Я помню. Салаино-чертёнок!

Салаино (кланяется). Джан Джакомо Капротти да Орено, если позволите.

Король. Ну? И зачем понадобилось всё это разыгрывать?

Салаино (подражает флегматичной манере короля). А зачем понадобилось ездить сюда каждый день? (Анне) Вам уже не скучно, драгоценная мисс?

Анна слегка обижена фамильярностью, отходит, ставит свой незаконченный портрет к стене, но так, что его видит зритель.

Король. Не дерзи, чертёнок.

Салаино (всё так же с улыбкой, но уже со скрытым недовольством). Джан Дажкомо Капротти. Салаино меня называл только он.

Король. Называл? Он умер?

Салаино бросает взгляд на Франческо.

Франческо. Нет. Мастер ещё жив.

Салаино. А вы боитесь пропустить, ваше величество?

Король. Что?

Салаино снимает с себя длиннополый камзол.

Салаино. Вы думаете, мы не понимаем?

Король. Что? Что вы понимаете?

Салаино. Вы переехали в Амбуаз из Парижа и таскаетесь каждый день в Клу, чтобы не пропустить момент, когда наш мастер умрёт.

Король. Что ты несёшь, чертёнок?

Салаино. Вы приезжаете позировать.

Король. Кому?

Салаино. Мне. Или Франческо. Какая разница? Вы рассчитываете, что мы запомним трогательную сцену смерти великого Леонардо да Винчи на руках короля Франции Франциска Первого и когда-нибудь напишем картину на этот сюжет! Прославим и себя, и вас. Но на нас вам наплевать, а вот ваши потомки…

Король. Мои потомки будут помнить меня и так. Я король Франции.

Франческо (тупо и упрямо). Королей Франции много! А Леонардо да Винчи один!

Анна смеётся. Король задумчиво на неё смотрит.

Король. Здесь священник. Мастер отходит. Я пойду к нему!

Король идёт к двери, из которой первый раз вышел Франческо со священником. Салаино ловко ставит ему подножку. Король падает. Франческо и Анна пугаются.

Франческо. Джакомо!

Анна. Франсуа!

Король встаёт, отряхивается, подходит к Салаи, даёт ему пощёчину. Салаино выдерживает её стойко, потом кланяется.

Салаино. Благодарю!

Король снова идёт к двери. Салаино берёт мольберт, швыряет под ноги королю. Тот успевает остановиться, гневно смотрит на Салаи. Салаи вытягивает шею, подставляет другую щёку. Король вынимает шпагу. Тогда Франческо идёт к стене, вынимает шпагу, висящую на стене, становится рядом с Салаино. Появляется Матурина. Она подбирает брошенный мольберт, ставит на место, ворчит.

Матурина. Опять шум, грохот, мусор! Лишь бы насвинячить!… А я убирай… Швыряют, дерутся… Ох! Чего это? Шпага? Убери, убери! Поранишь кого-нибудь!

Салаино (со смехом). Матурина! Это король!

Матурина. А что, раз король, можно шпагами размахивать? Давай, приму… Положу у двери… Будете уходить, ваше величество, заберёте.

Матурина забирает шпагу у короля, тот даже не сопротивляется, потом забирает шпагу и у Франческо, уходит. Король садится на стул.

Король. Ну? И что означает этот бунт? Почему мне нельзя оказать последнюю милость моему художнику?

Салаино. Это милость для вас, сир. Господь позволил вам содержать на старости лет великого человека! Теперь не тревожьте его! Дайте ему спокойно умереть!

Король. Ты фанатик!

Салаино. Нет. Я его чертёнок. Его Салаино.

Пауза.

Король. Так всё-таки…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза