Читаем Скелет дракона полностью

Король. Но теперь-то почему?

Салаино. Потому, что это некрасиво. Мастер Леонардо много изучал анатомию, несколько раз наблюдал смерть… Вы знаете, что умирая тело избавляется от всего лишнего… Пот, слёзы, моча, кал… Рвотные массы и семя… Вы хотите видеть мастера таким, ваше величество? А как вы думаете, хотел бы он, чтобы вы его таким видели?

Король отступает.

Салаино. За упокой души мастера отслужат три больших панихиды и тридцать малых. Вы успеете попрощаться с ним.

Возвращается Франческо с плотно сжатыми губами. Лицо его залито слезами, но он держит себя в руках. Он подходит к «Моне Лизе», берёт её и протягивает королю.

Франческо. Уходите.

Король (смущён, но картину берёт). Я могу не забирать её… сразу…

Боро. Ваше величество! Эта картина принадлежит вам по праву. Мастер Леонардо сделал недвусмысленные распоряжения. (смотрит в папку) Картина вам, все записи и рисунки – Франческо Мельци, Матурине одежда и деньги, а Джану Джакомо Капротти по прозвищу Салаи – виноградник за стенами Милана.

Анна. Только виноградник? Но почему так мало?

Салаино (еле сдерживая слёзы). Потому, что я Бахус!

Салаино становится в позу Иоанна Крестителя с картины Леонардо да Винчи, перекрутив корпус, указывая пальцем вверх. И так застывает, как бы позируя невидимому художнику.

Король (смотрит на «Мону Лизу» в своих руках). Как-то брать её, зная, что это ты, чертёнок…

Салаино. Это не я. Я соврал.

Король. А кто это?

Салаино. Это он сам. Мастер Леонардо. В женском платье.

Король. Так всё-таки?..

Франческо. Никаких «всё-таки», ваше величество. Это всего лишь шутка. Написать обычный автопортрет мастеру было скучно… Он всегда ставил перед собой сложные задачи. Берите на память.

Король. А может, вы опять врёте? Он сам говорил мне, что это – жена торговца шёлком!

Салаино. Я однажды обокрал этого торговца, Леонардо остался ему должен. Увековечил имя – отдал долг.

Франческо. Не только королю, – купцу тоже хочется, чтобы о нём помнили потомки.

Анна (спокойно). Идём, Франсуа. Все тебя, наверное, уже ищут…

Король предлагает Анне руку, они направляются к двери. «Мона Лиза» под мышкой у французского короля. В дверях король останавливается.

Король. А всё-таки… Почему вы меня к нему не пускали?

Салаино (показывает на Франческо). Он не хотел, чтобы вы мешали учителю.

Король. В чём?

Франческо. В его последнем исследовании.

Анна. Исследовании чего?

Франческо. Смерти.

Пауза.

Анна. Но… какой смысл? Он же не сможет… записать результаты!

Франческо. Ему было важно познание… Он жил не ради результата.

Король. Ты всё придумал… Он ничего про исследование смерти не говорил… Это всё ваши фантазии! Фанатики!

Салаино. Для него всё было исследованием, сир. Даже меня он держал при себе, чтобы изучить любовь.

Король. Так всё-таки?..

Салаино (смотритна короля с презрением). Нет, не «всё-таки»!.. Он постигал любовь, как явление природы, изучал страсти… А испытывал их я… Он наблюдал за мной, как за лошадьми, как за птицами, как за своим чертёнком, пойманным в клетку! Он изучал мою любовь к нему, к другим… художникам… Он спрашивал, что я чувствую, заставлял замерять частоту дыхания и пульса, рассматривал вставшие дыбом волоски на руках. И он не мог понять, почему мне нужна ласка. Ему-то это было не нужно!

Франческо. Потому, что он был чист, как Христос.

Бартоломео. Святотатство… балаган…

Король (священнику). Тихо.

Салаино. Чист… холоден… и прекрасен… Он был прекраснее всех, кого я… знал… лучше… чем…

Салаино наконец расплакался, садится на пол, раскачивается, рыдает.

Король (формально). Утром вам пришлют всё необходимое, включая содержание на два месяца вперёд. Месье Боро, вы поняли?

Нотариус кланяется.

Король. Спокойной ночи. Франческо! Не забудь, что ты мне обещал!

Франческо. Он умер у вас на руках, ваше величество.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза