Читаем Скелет дракона полностью

Следом выходит Леонардо, среднего роста, изящный, очень красивый молодой человек, его короткие кудри четырнадцатилетнего мальчика теперь отросли, спускаются до плеч. У Леонардо тонкие черты лица и длинные пальцы.

Леонардо. Но как же так, учитель? Заказы поступают, их становится всё больше.

Верроккьо. И кто в этом виноват? Ко мне приходят и просят создать что-нибудь в манере ангела с «Крещения Христа». Заметь, не всей картины, а только ангела. А кто писал ангела?

Леонардо (виновато опускает голову). Я. Простите, учитель… Я не хотел вас обидеть…

Верроккьо (теплеет). Да что ты, Леонардо! Я только рад. Теперь есть время заняться настоящим делом… Скульптурой, ювелиркой, инженерным делом. Вот… новый шар заказали на купол собора…

Леонардо. Снова шар?

Верроккьо. А ну и что! И потом, он больше.

Леонардо. Кто? Собор? Или шар?

Верроккьо. Оба. Главный собор Флоренции! Так что работай, Леонардо. Работай!

Верроккьо уходит. Леонардо остаётся один. Он замечает паутину в углу, а на ней паука, рассматривает. Потом Леонардо достаёт блокнот, принимается зарисовывать. Входят два его соученика: Пьетро и Сандро. Пьетро поплотнее, поприземистей и, как правило, смотрит на собеседника или предмет, о котором говорит. Сандро изящнее, выше, романтичнее, он не смотрит, его взгляд всегда «устремлён». С ними подросток ангельской внешности, Якопо.

Пьетро. Леонардо! (замечает, что Леонардо погружён в работу). Чего там у тебя? Паучок?

Сандро. Паутина! Я тебя очень хорошо понимаю! Меня всегда восхищала красота и точность этих плетений!

Пьетро. Брось! Посмотри, кого мы тебе привели. Он согласился позировать за несколько байокетто.

Сандро. Взгляни! Какая нежность! Это же просто Нарцисс!

Леонардо подходит к Якопо, смотрит на него. Придирчиво оглядывает.

Леонардо. Как тебя зовут?

Якопо. Якопо.

Леонардо. Стань вот сюда, Якопо. На свет.

Леонардо ставит Якопо посреди сцены спиной к залу.

Пьетро. Музыкантов мы тоже привели. Как ты просил.

Сандро. Лучшие музыканты с площади Синьории.

Пьетро. А какие девушки! Звать?

Леонардо. Звать, звать…

Пьетро. Только платишь ты, Леонардо.

Леонардо (усаживается, погружается в работу). Как договаривались.

Пьетро. Не понимаю я тебя, охота тебе лишние деньги на артистов тратить!

Сандро. Ты не понимаешь, Пьетро! Когда модель во время сеансов воспринимает искусство, то и картина становится более возвышенной! Когда я пишу Симонетту…

Пьетро. Когда ты пишешь Симонетту, Сандро, рядом с ней обычно сидит и её муж, и её любовник… Тебя боятся!

Пьетро уходит туда, откуда появился.

Сандро. Ты ведь добиваешься возвышенного настроения у модели, правда, Леонардо?

Леонардо уже сел, уже пристроил на колени картон, взял серебряный карандаш, говорит машинально, как будто не слышит.

Леонардо. Да-да… конечно-конечно… Просто надо, чтобы он не скучал. А то и с картины потом… тоска…

Сандро (вслед Пьетро, победно). Вот!

Леонардо. Якопо, готов? Раздевайся!

Якопо театрально сбрасывает с себя одежды, остаётся обнажённым. Стоит спиной к зрителям, демонстрируя совершенные пропорции своего тела. В это же самое время на сцену возвращается Пьетро в сопровождении музыкантов, уже играющих на разных музыкальных инструментах: лютнях, флейтах, бубнах. С ними девушки-танцовщицы, куртизанки с площади. Увидев голого Якопо, они слегка смущаются, но Пьетро их успокаивает.

Пьетро. Ничего-ничего. Так надо. Видите, художник работает. Так… Идите сюда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза