Читаем Скелет дракона полностью

Александр. Ваше святейшество. Я теперь «Ваше святейшество».

Девушки начинают призывно танцевать, раздеваться. Они пытаются соблазнить Якопо, но тот лишь отодвигается от них.

Александр. А что касается времени… Всё в руках божьих!

Чезаре. Всё в наших руках! И в руках наших врагов, которых хватает!

Александр. Что ж… Если тебе так не терпится. Я объявлю вам сейчас… Джованни получит должность гонфалоньера, ты – шапку кардинала…

Джованни смеётся над братом, Чезаре в ярости.

Александр. …а Лукреция… Лукреция останется Лукрецией.

Лукреция улыбается отцу совсем не по-дочернему.

Чезаре. Значит, Джованни получает армию, а я – красную мантию и шапку?

Александр. И все мы получаем силу и власть. Это то, о чём мы договаривались, Чезаре.

Девушки уже выбились из сил, танцуя перед обнажённым Якопо. Леонардо увлечённо пишет.

Пьетро. Что? Никак?

Сандро. Стесняешься?

Пьетро. Опять краснеет.

Якопо. Нет, просто…

Сандро. Может быть, тебе эти танцовщицы не нравятся?

Пьетро. Краснеет, как девушка… Слушай, Якопо… Может быть тебе вообще девушки не нравятся?

Якопо. А вы никому не скажете?

Пьетро и Сандро удивляются и смеются.

Сандро. Леонардо! Тебе всё ещё нужно, чтобы птичка нашего натурщика взлетела?

Леонардо. Было бы неплохо.

Сандро. Ну, что ж… ради такого дела… Девушки, отдыхайте. (музыкантам) Играйте!

Музыканты начинают играть. И под музыку Сандро сам начинает танцевать и раздеваться. Он вовлекает в это Пьетро, тот сначала отмахивается и отнекивается, но потом заводится и тоже начинает раздеваться.


Ужин у папы закончился. Дети расходятся, целуя перстень на руке Папы.

Джованни. Спокойной ночи, папа… Ваше Святейшество.

Джованни уходит.

Чезаре. Спокойной ночи, папа.

Чезаре нарочито не добавляет «Ваше Святейшество».

Лукреция. Спокойной ночи, Ваше Святейшество.

Лукреция собирается уходить, но Александр её задерживает.

Александр. А вот ты… можешь по-прежнему называть меня Родриго.

Александр впивается поцелуем в губы Лукреции, та отвечает ему взаимностью. Александр уводит Лукрецию во внутренние покои.


Не обнажаясь окончательно, но оголившись порядочно, Сандро и Пьетро вьются вокруг Якопо. Но у них явно ничего не получаются. Они смотрят в область пениса Якопо, потом друг на друга и в бессилии валятся на пол.

Сандро. Может, всё-таки холодно?

Якопо мотает головой.

Пьетро. А что? Мы не нравимся?

Якопо опускает голову.

Сандро. Снова краснеет.

Пьетро. Ну, прости, Якопо, мы не такие… Наверное, поэтому…

Сандро. Но мы нормально относимся… Ну, то есть, это грех, конечно, но ведь все мы грешим, правда?

Пауза. Пьетро подаёт Якопо какую-то ткань. Якопо прикрывается. Но Леонардо, кажется, так увлечён, что не замечает этого.

Пьетро. Слушай, Якопо. Может, ты скажешь, кого привести? Ну, из тех, кто мог бы тебя… взбодрить? Мы бы его уговорили… Ну, что поделаешь, если нашему Лео понадобился петушок, а не ящерица? Он ведь художник. А художник – это, понимаешь, серьёзно. И наш мастер Андреа его ценит. Леонардо теперь все живописные заказы в боттеге выполняет… Сам мастер признал, что он лучше него пишет… Ну, кто знает, может, напишет он тебя с грибочком, и это станет самой прекрасной в мире картиной! Может, вас после этого в тюрьму сажать больше не будут, а? Ну, хотя бы сжигать перестанут… Пойми, дурачок, это же для тебя важно!

Сандро. Правильно! А мы твоего друга не напугаем. Мы его уговорим, ты не бойся! Мы ему объясним, что это ради искусства!

Пьетро. Скажем, что это для тебя!

Сандро. Сами его разденем!

Пьетро. В смысле, убедим раздеться.

Сандро. В этом смысле.

Пьетро. Ну? Кого позвать? Кого раздеть?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза