Читаем Скелет дракона полностью

Некоторое время пишут в тишине. Входит Верроккьо. Он ведёт под руку маленького молодого неуклюжего монаха-доминиканца с низким лбом. Это – Фра Джироламо.

Верроккьо. А здесь у нас упражняются молодые художники, и заалтарный образ, который так нужен вашему монастырю, лучше всех напишет…

Верроккьо замирает, увидев всю сцену. Замерли и Пьетро с Сандро. Стихает музыка. Один Леонардо продолжает работать, ничего не заметив.

Верроккьо (договаривает по инерции). …Леонардо…

Джироламо начинает в праведном гневе хватать ртом воздух.

Пьетро. Вы что, не видели табличку на двери: «Не входить, обнажённая натура!», а?

Верроккьо (швыряет Якопо какую-то тряпку). Прикройся! (смотрит на Леонардо) Ты тоже! Вашу мать, откуда ж вы лезете, а?

Джироламо (дар речи вернулся). Вы!!! Я думал, у вас уважаемая боттега, мастер Андреа! А у вас тут рассадник греха и разврата!!!

Сандро (Пьетро, тихо). Стало быть, разврат – не грех…

Джироламо. Молчать! С этого начался потоп! Так погибли Содом и Гоморра! Всякая плоть извратила пути свои, и Господь-вседержитель обрушил свой гнев на города и народы! И вам не спасти свою бессмертную душу, и тела, превращённые в дьяволовы пристанища, вам не сохранить до старости! Разъест их болезнь, ржа покроет ваши чресла, и нарывы будут извергаться гноем, как вулканы лавой! Господь отправит вас в ад на вечные муки! Но мы не станем дожидаться Страшного Суда! Мы поможем справедливому суду покарать вас ещё на земле! Светскому суду предадим вас!

Верроккьо. Допрыгались.

Джироламо. Вас это, конечно, не касается, мастер Андреа, но заказывать в вашей боттеге я ничего не буду. Кто знает, в каком уголке у вас притаился чёрт!

Джироламо в гневе уходит.

Верроккьо. И зачем вам понадобилось вставший хуй писать, а?

Леонардо. Этюд.

Верроккьо (качает головой). Мудаки, мудаки. Нет, обыкновенные молодые мудаки. (кричит) Фра Джироламо! Я вас провожу!

Верроккьо уходит.

Сандро. Монахи… Всегда не вовремя.

Пьетро. Покрывало-то убери, Якопо!

Якопо убирает покрывало.

Пьетро. Так я и думал.

Леонардо (одевается). Ничего, закончу по памяти.

Якопо. Мастер Леонардо!

Леонардо. Да?

Якопо. А вы не могли бы меня… проводить?

Леонардо (даёт Якопо несколько монет). Извини, малыш. Нет времени. Надо работать.

Леонардо уходит, забрав с собой свой картон.

Сандро (одевается). Не обижайся на него, Якопо. Мы тебя проводим!

Пьетро (одевается). Только ничего такого. Просто проводим!

Все уходят. Эта часть затемняется.


Мы сосредоточиваемся наверху, на «римской» сцене. По улице идёт Джованни. Ему навстречу из темноты выходит Чезаре. Джованни шарахается в сторону.

Чезаре. Не пугайся, Джованни, это всего лишь я.

Джованни. Идёшь за мной, брат?

Чезаре. Ну, почему? Обогнал.

Джованни. Зачем?

Чезаре. Хочу быть гонфалоньером Святой Римской Католической Церкви.

Джованни. Не выйдет, Чезаре. Ты же слышал, что сказал отец: старший сын – генерал, младший – священник.

Чезаре (сквозь зубы). А Лукреция – просто Лукреция.

Джованни. Конечно! Её отец выгодно выдаст замуж. Когда она ему надоест.

Чезаре в ярости кидается к Джованни, прижимает его к стене.

Джованни. Чезаре, ты что?

Чезаре. Продай первородство, брат, а?

Джованни (с усмешкой). Что?

Чезаре. Что слышал. Я должен стать генералом, а ты будь, кем хочешь.

Джованни. А я тоже хочу генералом.

Чезаре. Сколько?

Джованни (отталкивает Чезаре). Нисколько, брат.

Джованни идёт дальше по улице. Чезаре достаёт кинжал.

Чезаре. А так?

Джованни разворачивается, смотрит на Чезаре.

Джованни. Ты серьёзно?

Чезаре (медленно подходит). Абсолютно.

Джованни. Сможешь убить родного брата?

Чезаре. Продай должность.

Джованни. Что мы скажем отцу?

Чезаре. Что-нибудь придумаем.

Джованни. Нет, Чезаре. Меня это распределение ролей устраивает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза