Читаем Скелет дракона полностью

Джорджо. Я с удовольствием примусь за этот проект, ваша светлость.

Козимо. Да, и с фресками внутри Зала Пятисот… там есть Зал Пятисот, вы знаете? …тоже надо будет что-то сделать.

Джорджо (почти в священном ужасе). Вы хотите, чтобы я их закончил? После Леонардо, после Микеланджело?

Козимо. О, нет! битва при Ангиари, битва при Кашине… Это было больше, чем сто лет назад! Кто о них помнит? Я хочу, чтобы вы написали новые. О наших победах.

Джорджо. А что же делать со старыми фресками?

Козимо. Убрать.

Джорджо. Как же их уберёшь? Они же на стене написаны…

Козимо. Закрасить, счистить… Синьор Вазари, в конце концов, художник – вы. Вам лучше знать, как их убрать…

Джорджо.

Вы предлагаете их… уничтожить? Но ведь это – Леонардо!

Козимо (передразнивая). А вы – Джорджо!

Джорджо ошарашен. Джанстефано открывает дверь, входят музыканты и шуты. Шуты крутят сальто, жонглируют, музыканты играют.

Козимо. Так-то лучше.

Бронзино. Не шевелиться, не улыбаться!

Козимо. Мастер Аньоло!

Джорджо (погружён в себя, задумавшись). Не сердитесь на художника, синьор Козимо, это он в пылу работы. Видите, он даже, кажется, меня не слышит.

Козимо.

Тяжело с вами, художниками. Так что же, мастер Джорджо, вы возьмётесь за это дело?

Джорджо. Я должен подумать.

Козимо. Мой нотариус, сер Алонсо, уже составил договор. Джанстефано! Условия очень и очень приличные!

Джанстефано подаёт Джорджо папку.

Джорджо (всё ещё в задумчивости). Я прочту.

Козимо. Вы что же, не доверяете Медичи?

Джорджо. Как можно, ваша светлость? Но мне необходимо подумать.

Джанстефано стучит посохом об пол.

Джанстефано. Посольство из Египта!

Козимо.

Просите!

Бронзино. Ваша милость!

Козимо. Стою-стою!

Джанстефано. Наши египетские гости привезли подарок и просят, чтобы его светлость герцог флорентийский Козимо Первый Медичи выглянул в окно.

Козимо поворачивается и отшатывается – в окне торчит жующая морда жирафа.

Козимо. Господь всемогущий! Что это?

Бронзино. Ну, ваша милость!

Джорджо. Жираф.

Козимо. Диковинный зверь! Как интересно! На чём это он стоит?

Козимо подходит к окну.

Бронзино (отбрасывает кисть

). Всё! Я отказываюсь… я не могу! Зовите, кого угодно! Я больше не в силах!

Козимо. Вы не поверите, синьоры! Он стоит на земле!

Козимо радуется как ребёнок. Звучит восточная музыка, в зал входят египетские гости, в диковинных одеждах, диковинно кланяются, Козимо встречает их с благосклонностью. Козимо, кажется, уже совсем забыл о Бронзино, тот насупившись сидит у своего мольберта. Джорджо подходит к Бронзино, кладёт руку ему на плечо, утешая.

Картина 18. 

Палаццо Веккьо. Зал Пятисот – огромный зал, в котором действительно могут поместиться пятьсот человек. На одной стене (справа) – едва начатый эскиз «Битвы при Кашине» Микеланджело, а на другой напротив (слева) – законченная фреска Леонардо «Битва при Ангиари». Молодые художники в ряд сидят перед фреской Леонардо, копируют. Перед эскизом Микеланджело нет никого. Входит Маурицио, нагруженный мольбертами, палитрами, всякими принадлежностями художника. Маурицио оглядывается.

Маурицио. Опять этот зал…

Идёт в противоположную дверь. Художники, едва оглянувшись, улыбаются. Через секунду Маурицио возвращается.

Маурицио. Опять не туда… Слушайте, где этот Зал Маппамондо?

Художники машут руками на одну из дверей. Маурицио уходит. Но через секунду появляется снова.

Маурицио. Там нету… Там другой зал. С бюстом историка этого… как его…

Один из художников. Макиавелли?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза