Читаем Скелет дракона полностью

Маурицио. Точно.

Один из художников. Всё правильно. Это Зал Канцелярии. Пройди его насквозь и попадёшь в зал Маппамондо.

Маурицио разворачивается, но не может найти, откуда он вышел. Тыкается раз, другой.

Художники (смеясь и указывая ему дорогу). Туда, туда…

Маурицио уходит, ворча.

Маурицио. Ничего нельзя найти в этом чёртовом дворце!

Маурицио скрывается. Через парадные двери входит Джорджо Вазари. При виде его художники вскакивают.

Джорджо. Работайте-работайте.

Художники легко кланяются Джорджо, садятся, продолжают работать. Джорджо проходит к эскизу Микеланджело. Быстро осматривает его. Потом подходит к фреске Леонардо. Здесь он стоит дольше. Входит Маурицио уже с пустыми руками.

Маурицио. О! Вернулся! Еле нашёл!

Джорджо. Тише, Маурицио!

Маурицио. Простите. Это не дворец – это Кносский лабиринт! Я три часа изучал его устройство по всем планам и макетам, и никак не могу прийти туда, куда мне нужно.

Джорджо. Значит, ты раздобыл макеты?

Маурицио (с гордостью). Да, мастер Джорджо. Они в зале Маппомондо. Там, где карты на стенах. Это (не очень уверенно) там… или там…

Джорджо. Хорошо. Принеси мне для начала чертежи.

Маурицио. Сюда?

Джорджо. Если можно.

Маурицио (

с поклоном). Хорошо, синьор.

Он поворачивается, тыкается в одну дверь, потом в другую. Потом поворачивается за подсказкой к художникам, те, смеясь, показывают ему дорогу. Джорджо тоже смеётся.

Джорджо. Простите моего ученика, синьоры. Он очень рассеян. Всё время всё теряет, а потом долго ищет. Мой дом постоянно оглашается его криками: «А где?..» Но кто ищет, тот обязательно найдёт.

Джорджо смотрит на фреску, потом на работы художников, идёт за их спинами. Останавливается за спиной одного из них.

Джорджо. Как вас зовут? Сидите!

Питер (всё-таки встаёт и кланяется). Питер, ваша милость.

Джорджо. Сидите, говорю вам, работайте.

Питер садится.

Джорджо. У вас интересный акцент. Откуда вы?

Питер. Из Фландрии.

Джорджо (кивает). Объясните мне, пожалуйста, Питер, почему вы все сидите здесь, а перед эскизом мастера Микеланджело никого нет?

Питер. Потому, что это эскиз. Есть его картон, его я уже копировал на прошлой неделе.

Джорджо. Покажете?

Питер роется в своей папке, которая стоит, прислонённая к стулу, подаёт Джорджо рисунок.

Джорджо. Интересно. У Микеланджело тела посуше… рельефнее. У вас они более… Плоти в них больше, что ли? Очень интересно… А здесь… (Джорджо возвращается к копии «Битвы при Ангиари»). Вот это место… вы считаете, что вы его закончили?

Питер. Да…

Джорджо.

Но вы и здесь кое-что изменили.

Питер. Простите, мастер Джорджо. Просто мне показалось… Ну, нельзя же делать одно и то же выражение глаз у людей и у лошадей… Да и рты у них открыты ну совершенно одинаково. Мне кажется, Леонардо да Винчи просто допустил анатомическую ошибку.

Джорджо. Нет, Питер, не допустил. Анатомических ошибок мастер Леонардо не допускал. А насчёт одинаковых выражений… В этом и была его идея. В пылу войны люди, что животные, а животные заражаются яростью людей. В нас дремлет зверь, а когда просыпается, – он делается пострашнее льва.

Питер. Я переделаю.

Джорджо. Не обязательно. Это – ваше произведение. Леонардо – там.

Слышны крики Маурицио: «Мастер Джорджо! Мастер Джорджо!» Художники смеются.

Джорджо (кричит с улыбкой). Ау, Маурицио! Ау!

Художники смеются, входит Маурицио с папкой.

Маурицио. О! Вот вы где!

Подаёт Джорджо папку.

Джорджо. Спасибо.

Джорджо открывает папку. Рассматривает планы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза