— Прости, — без какого-либо намёка на извинения перебил его Мено с подозрением, — к каким цифрам ты стремишься?
— Три-четыре, — спокойно и невозмутимо ответил Набен, внимательно наблюдая за бьющейся в агонии мышью. — М-м-м-м, пять — допустимо. Из десяти, разумеется.
— Половина? — не поверил своим ушам Фрим Мено. — Половина!!!
— Не считая различного рода аномалии неясного до конца толка. Предполагаю, что речь идёт о людях изначально мало чувствительных к магии или нечувствительных вовсе. Некая аномалия, — не замечая или не желая замечать реакции друга, продолжил хладнокровно рассуждать Фрим Набен. — Так или иначе имеет место быть определенный процент невосприимчивых к самой чуме.
— Иммунитет? — навострил уши Мено.
— Не думаю. М-м-м-м, скорее, как я уже сказал, аномалия организма. — Набен кашлянул и продолжил предыдущую мысль: — Итого: на каждую тысячу выйдет…
— Я знаю, сколько это выйдет! — снова перебил, на этот раз схватив друга за плечо, Фрим Мено. — ТЫ понимаешь, что это много?! Слишком много!
— Теоретически, м-м-м-м, если у меня будет достаточно времени, количество можно снизить до двух целых и трёх десятых, плюс-минус…
— Дву… — Мено осёкся, поняв, что это не важно. — Это всё ещё слишком много!
— Увы, — Набен равнодушно пожал плечами. — Мы должны выбрать что-то одно: или оружие против магов, или безвредный насморк, который они даже не заметят.
Фримы смотрели один на другого, и в этих взглядах было предельно мало взаимопонимания. Каждый из них думал о чём-то своём. Каждый пытался найти какой-то компромисс, но не мог.
— Я… я не буду в этом участвовать! — решительно заявил Мено. — Это… это бойня! Мясорубка! Резня!
— Речь о всего двух из десяти, — заметил Набен примирительно. — Что это такое? При родах умирает половина женщин. Меньше трети детей доживает до десяти лет. Два из десяти…
— Это много! Пойми, это очень, очень много! Ты ведь не роды облегчаешь! Женщина умирает, как и дети! Только теперь они ещё будут умирать от твоей… нашей чумы!
— Это допустимая цена за месть и освобождение. В ходе боёв за город полвека назад в процентном соотношении погибло даже больше, я посчитал. А уж сколько осталось без крова и…
— Я не собираюсь считать! — перебил Мено. — Не собираюсь искать некую цифру, которая успокоит совесть, потому что это «незначительно»! Меня устроит смерть магов, можно мучительную смерть, кровавую смерть после того, что они сделали с моей семьей, хотели сделать с Вилорой, но нельзя трогать простых людей! Нельзя, понимаешь?! НЕЛЬ-ЗЯ!!!
Фрим Набен смотрел на него и не понимал. Он уже всё просчитал, всё продумал. Ему нужно было только время — снизить число смертей для обычных людей. Не из жалости, а из простого расчёта: если будет умирать слишком много народа, то зараза уничтожит сама себя практически сразу. Конечно же, маги умрут вместе с прочими, но цель состояла совсем не в том, чтобы создать одноразовое лекарство. Это должна была быть прививка. И поэтому Набен сделал вид, что отступил.
— Я, м-м-м-м, продолжу эксперименты. Попытаюсь добиться… меньшего числа жертв.
— Полного их отсутствия! — стоял на своём Мено. — Наш уговор в силе: делай что хочешь, но в итоге должны пострадать маги и никто больше!
— Да, никто больше… — скривившись, подтвердил Фрим Набен. — Сделаю так, что кроме магов никто не пострадает.
Фрим Мено смотрел на него и размышлял. Его друг никогда не отличался умением лицедея, а врал и вовсе особенно плохо. И текущий разговор не был каким-то исключением. Тем не менее сердце Мено дрогнуло. Оно ещё не забыло родителей, которых маги несправедливо обвинили, не менее несправедливо осудили, а затем, называя это восстановлением справедливости, казнили всех без разбора — стариков, взрослых, подростков. Уцелел лишь он один — его самого младшего из всего семейства, как и Фрима Набена, оставили в живых в качестве назидания другим бунтарям.
— Держи меня в курсе всего… всего этого.
— Как пожелаешь.
***
Эксперименты продолжались день за днём, час за часом, ещё месяц. Фрим Набен фактически поселился в лаборатории, окончательно перестав появляться на публике. Загадочная повозка, после появления которой пропадали люди, напротив, оказывалась в поле общественного внимания всё чаще и чаще.
Мрачные слухи вокруг больницы лишь ширились и множились. Нашлись даже некие пострадавшие, хотя по той чуши, что они несли, быстро становилось ясно, что это не более чем решившие нажиться на ситуации мошенники. Сильнее всего это, конечно же, било по продолжающему жить публичной жизнью Фриму Мено. Ему раз за разом приходилось объяснять происходящее, щедро раздавать быстро нарастающие в объемах взятки, а порой даже платить «кому надо», чтобы особо говорливые провокаторы поубавили пыл своих речей. Тем не менее тенденция была понятна: вокруг больницы сложилась нездоровая ситуация, и достаточно одной ошибки, маленькой промашки, как всё полыхнёт, и волна народного гнева сметёт всё на своём пути.