Сходство

– Я тебя высматривала! – Голос прерывался, щеки разрумянились, глаза сияли, из прически выбивались пряди, она была явно навеселе. – А мы тут морально разлагаемся. Раф и Джастин свой фирменный пунш замутили, с коньяком и ромом, не знаю, что там еще, но убивает наповал; семинаров ни у кого из нас завтра нет, так что к черту все, в колледж завтра не идем – пьянствуем и изображаем идиотов, пока не свалимся. Как тебе такой план?

– Отлично! – одобрила я. Голос меня не слушался, и за ее речью следить было трудно, но Эбби как будто ничего не заметила.

– Ты серьезно? Понимаешь, я сначала сомневалась, стоит ли. Но Раф с Джастином уже начали делать пунш – Раф его даже поджег, представляешь! – и на меня наорали, мол, вечно дергаюсь по пустякам. Зато в кои-то веки они не препираются, да? Вот я и подумала: ну и к черту, как раз этого нам сейчас не хватает. После этих дней – да что там, недель! Все мы тут с ума сходим – заметила? Чего стоит один тот вечер с камнем, с дракой и… Господи…

По лицу ее пробежала тень, но прежде чем я успела понять, в чем дело, вернулась прежняя бесшабашная, хмельная веселость.

– Ну так вот, если мы на один вечер сойдем с ума и все это выкинем из головы – может, тогда все устаканится, снова войдет в колею. Как думаешь?

Под хмельком она казалась очень юной. Где-то далеко, в игре, которую вел Фрэнк, ее и троих ее лучших друзей выстраивали в очередь, оценивали; Фрэнк изучал их с бесстрастностью палача или хирурга, решал, куда лучше надавить, где сделать первый пробный надрез.

– Я с удовольствием, – поддержала я. – Этого-то мне и надо!

– Начали без тебя. – Эбби, подавшись назад, с тревогой всматривалась в мое лицо. – Ты ведь не обиделась, что мы тебя не дождались?

– Да что ты, – успокоила я ее, – лишь бы мне оставили.

За спиной у Эбби на стене гостиной сплетались тени; Раф склонился с бокалом в руке, словно мираж, в ореоле золотых волос, а из открытых окон лился голос Жозефины Бейкер[31] – нежный, хрипловатый, манящий. Mon rêve c’était vous…[32] Вот чего мне хотелось как никогда в жизни: зайти в дом, забросить подальше револьвер и “жучок”, пить и танцевать, пока в мозгу не полыхнет – и ничего не останется в мире, только музыка, и огни, и эти четверо – смеющиеся, ослепительные, неуязвимые.

– Ясное дело, оставили. За кого ты нас держишь? – Эбби схватила меня за руку и потянула к дому, другой рукой придерживая юбку. – Поможешь мне с Дэниэлом, а то взял большущий бокал и цедит! А сейчас не время цедить, время хлестать! То есть он уже нарезался порядочно, целую речь толкнул про лабиринт, про Минотавра и что-то приплел про Основу из “Сна в летнюю ночь”, так что трезвым его не назовешь. И все-таки…

– Ну так вперед! – засмеялась я – не терпелось полюбоваться на пьяного Дэниэла. – Чего же мы ждем? – И мы понеслись по лужайке и, держась за руки, влетели в кухню.

Возле кухонного стола Джастин, с черпаком в одной руке и бокалом в другой, склонился над большой миской красного, подозрительного на вид варева.

– Боже, какие вы красивые! – ахнул он. – Две лесные нимфы, вот вы кто!

– Красотки! – улыбнулся с порога Дэниэл. – Плесни им пунша, пусть думают, что и мы красавцы!

– Вы для нас и так красавцы, – сказала Эбби и схватила со стола бокал. – Но и пунш нам не повредит. А Лекси налейте побольше, целое море, чтоб с нами сравнялась!

– Я тоже красавчик! – завопил из гостиной Раф, перекрикивая Жозефину Бейкер. – Идите сюда, скажите мне, что я красавчик!

– Ты красавчик! – заорали мы с Эбби во все горло, а Джастин сунул мне в руку бокал, и мы дружно ввалились в гостиную, на ходу скидывая туфли, смеясь, слизывая с рук расплескавшийся пунш.

Дэниэл растянулся в кресле, Джастин прилег на диван, а мы с Эбби и Рафом плюхнулись на пол – усидеть на стульях было для нас непосильной задачей. Эбби была права, пунш оказался убийственным – сладкий, пряный, пьется легко, как апельсиновый сок, растекается по телу шальным теплом, делает тебя невесомым, будто шарик, надутый гелием. Я догадывалась, что стоит мне учудить какую-нибудь глупость, например встать, действие его станет совершенно другим. В ушах зудел голос Фрэнка – мол, надо держать себя в руках, точь-в-точь как монашки у нас в школе ворчали про дьявольское зелье, – но Фрэнк с его подзуживаньем мне осточертел, а держать себя в руках надоело.

– Еще! – потребовала я и, легонько толкнув ногой Джастина, повертела бокалом у него перед носом.