Сходство

Если на то пошло, я ожидала, что Дэниэл не умеет целоваться, робеет. Но от его напора у меня дух перехватило. Когда мы разжали объятия – не знаю, сколько прошло времени, – сердце у меня чуть ли не выпрыгивало.

А дальше? – подумала я незамутненным уголком сознания. – Что дальше?

Губы Дэниэла, сложенные в полуулыбку, были вровень с моими, руки – у меня на плечах, пальцы плавно скользили вдоль ключиц.

Фрэнк на моем месте и глазом бы не моргнул; знавала я агентов, которые спали с бандитами, пытали людей, ширялись героином, и всё во имя работы. Я молчу, не мое это дело, но знаю, это чушь. К той же цели можно прийти и другим путем. Они шли на поводу у своих желаний, прикрываясь работой.

В ту же секунду я увидела перед собой лицо Сэма, большие изумленные глаза, – увидела так ясно, будто он стоял бок о бок с Дэниэлом. Мне бы съежиться от стыда, но я ничего не чувствовала, кроме досады, накрывшей меня волной, так что я чуть не взвыла. Сэм как толстое пуховое одеяло, душит меня отпусками, заботой и нежным, неизбывным теплом. Оттолкнуть бы его, глотнуть свежего воздуха, надышаться свободой.

Спас меня микрофон. Не в том дело, что нас могли услышать, мне в ту минуту было не до того, но руки Дэниэла оказались в каких-нибудь трех дюймах от микрофона, пристегнутого к моему бюстгальтеру. Я вмиг протрезвела – трезвее не бывает. Всего три дюйма отделяли меня от провала.

– Ну… – протянула я, отстраняясь, и улыбнулась Дэниэлу. – В тихом омуте…

Дэниэл не двигался. В глазах его что-то промелькнуло – но что именно? Мозг сверлила мысль: неизвестно, как на моем месте поступила бы Лекси. Я с ужасом поняла – она бы, скорее всего, не остановилась.

В доме что-то грохнуло, с шумом распахнулись стеклянные двери, кто-то выбежал во двор. Раф кричал:

– Вечно ты делаешь из мухи слона!

– Ради бога, кто бы говорил! Ты же сам хотел…

Это был Джастин, голос его срывался от гнева. Я посмотрела на Дэниэла, вскочила, выглянула из-за завесы плюща. Раф метался по мощеному дворику, Джастин, съежившись у стены, кусал ногти. Они по-прежнему спорили, но уже чуть тише, слов было не разобрать, лишь лихорадочный ритм голосов. Джастин свесил голову на грудь и, казалось, плакал.

– Черт… – Я оглянулась через плечо на Дэниэла. Он по-прежнему сидел на скамье, на лицо падала тень листвы, выражения было не разобрать. – Кажется, что-то разбили. И Раф вот-вот бросится на Джастина с кулаками. Может, стоило бы…

Дэниэл не спеша поднялся. Казалось, он заполнил собой нишу целиком: весь из острых углов, из контрастов, чужой и незнакомый.

– Да, – ответил он. – Пожалуй, стоило бы.

Отстранив меня мягко и равнодушно, он зашагал по лужайке к дому.

Эбби лежала в траве в своем легком белом платье, на спине, вытянув руку, – судя по всему, крепко спала.

Дэниэл опустился подле нее на одно колено, бережно поправил ей локон, затем выпрямился, смахнул травинки с брюк и повернул во внутренний дворик. Раф с порога взвыл: “Господи!” – и влетел в дом, хлопнув дверью. Джастин теперь уже точно плакал.

Все казалось нелепым, бессмысленным. Мир перед глазами плыл, вращался, дом беспомощно кренился, сад волновался, словно море. И вовсе я, оказывается, не протрезвела, пьяна вдрызг. Я села на скамью, уронила голову на колени и стала ждать, пока все уляжется.

То ли я задремала, то ли потеряла сознание, точно не знаю. Откуда-то неслись крики, но я пропускала их мимо ушей, решив, что я тут ни при чем.

Проснулась я оттого, что шея затекла, и не сразу поняла, как здесь очутилась, почему скрючилась на каменной скамье. Голова упиралась в стену под некрасивым углом, одежда липла к телу, меня трясло от холода.

Я медленно, в несколько приемов выпрямилась, встала. Голова тут же закружилась, меня замутило, я ухватилась за лозу плюща, чтобы не упасть. Сад погрузился в серые предрассветные сумерки – тихие, призрачные, ни один лист не дрогнет. Я застыла на миг, словно боясь его потревожить.

Эбби на лужайке уже не было. Трава отяжелела от росы, у меня сразу промокли ноги и отвороты джинсов. Посреди дворика были брошены чьи-то носки – может, мои, – но нагнуться за ними не хватало сил. Стеклянные двери были нараспашку, на диване похрапывал Раф, кругом валялись пепельницы, пустые бокалы, диванные подушки, несло перегаром. На пианино грозно поблескивали кривые осколки, а чуть выше на стене темнела свежая вмятина: кто-то швырнул бокал или пепельницу, и явно с умыслом. Я поднялась на цыпочках к себе наверх и, не раздеваясь, нырнула в постель. И долго еще не могла уснуть – меня била дрожь.

19

Встали мы, разумеется, поздно, с дичайшим похмельем и в препоганом настроении. Голова у меня трещала, даже волосы и те ныли, во рту помойка, губы запеклись. Я накинула поверх вчерашней одежды шерстяную кофту, глянула в зеркало, не поцарапал ли меня Дэниэл щетиной, – нет, ничего, – и поплелась вниз по лестнице.

На кухне Эбби роняла в стакан кубики льда.

– Прости, – сказала я с порога. – Я проспала завтрак?

Эбби сунула форму для льда обратно в холодильник, хлопнула дверцей.