Схватка на дне

За командиром МАП полковником Горихвостовым, к примеру, числилась кличка «птица». Приклеил её один из оперативных дежурных, вычитавший в энциклопедии, в ходе своих бесконечных дежурств, что есть такая птица горихвостка. Теперь при смене с дежурства так и говорили:

— А «птица» где?

— Та полетела в Петропавловск-Камчатский на совещание к градоначальнику. Танкер с топливом должен подойти — вот он и помчался выбивать «эквивалент» на весь полк.

— «Эквивалент» в смысле спирт?

— Ну не керосин же? Его нам и так затарят. А с «эквивалентом» посложнее — предстоит борьба с подводниками из Рыбачьего.

— Это с теми бедолагами, что потеряли К-129-ю?

— Верно.

— Меня тоже запрягали на поиски лодки. Но всё бесполезно — океан поглотил её вместе с экипажем.

— Не повезло мужикам.

— А семьям каково?

— Говорят, пенсии до сих пор за мужей не начисляют.

— Ты же знаешь — для пенсии нужны трупы. А их нет. Поэтому, они до сих пор числятся пропавшими без вести. Всё как у нас в авиации.

— У нас, всё же, проще. Прокукарекал в эфир, мол, квадрат такой-то, падаю, мать вашу за ногу…

Раздался звонок оперативного дежурного ТОФ-а, что из славного города Владивостока, прервавший беседу двух, как говорили раньше, сталинских соколов.

— Есть дежурный МАП!

Связь была как всегда паршивой, но дежурный уловил, что спрашивают командира полка.

— Птиц… Отставить! Горихвостов в Петропавловске. За него начальник штаба… Есть! Соединяю!.. Маша! — обратился дежурный МАП к связистке. — Переключи на «вьюрка»!

Тут вообще было сборище пернатых. Начальник штаба подполковник Вьюрков не был исключением и носил фамилию певчей птицы из отряда воробьиных. Ему «кликуху» придумали без труда — она вытекала из самой его фамилии. Даже начальник тыла, которому по должности не положено было летать на самолетах и вертолетах МАП, носил птичью фамилию Орлов. Похоже, что кто-то из кадровиков умышленно комплектовал полк комсоставом с птичьими фамилиями. Одним из исключений из этого правила был «французская вонючка». Он прибился к МАП-у волею судьбы, бросившей его на окраину страны Советов испытывать вертолет-амфибию МИ-14. С аварийностью на ТОФ-е было не вполне нормально, поэтому его приписали к полку и как спасателя, и как противолодочника. В этот раз, его посылали в качестве противолодочника. Впрочем, стратеги из штаба флота, спланировали в группу поиска вражеской подлодки и другие «единички»: МИ-8-й из Долинска с островного Сахалина и МИ-6-й из материкового городка с названием Большой Камень. Координировал работу авиаторов экипаж ИЛ-38-го, который, кроме того, что сбросил на «вражену» — любимое выражение пилота подполковника Рожнова — радиогидро-акустические буи, мог двенадцать часов подряд «висеть» над районом поиска, ведя учет и анализ всей информации и выдавая ценные указания.

«Вьюрок» отозвался скоро:

— Вонифатьева на вылет! Срочно! Пошлите за ним машину! Задачу поставлю на аэродроме! Вперед!

— Есть!

МАП завертелся по заранее отработанным схемам — на то они и летчики, чтобы быстро реагировать на происходящее. Не прошло и получаса, как Вонифатьев оторвал свой экспериментальный вертолет-амфибию, прозванную почему-то на немецкий манер «Ахтунг», от ВВП — взлетно-посадочной полосы. На борту «Ахтунг» имел неплохое снаряжение: магнитометр АПМ-60, для обнаружения подлодки по аномалии магнитного поля; опускаемую гидроакустическую станцию АГ-19, работающую в режиме шумопеленгования с дальностью обнаружения до четырех километров; циркулирующую самонаводящуюся торпеду АТ-1, для поражения цели на глубине до двухсот метров и дальностью системы самонаведения до пятисот метров; глубинные бомбы и комплект из восемнадцати буев с дальностью обнаружения подлодки до четырех километров.

Все свои надежды на обнаружение подводного супостата Вонифатьев, он же «французская вонючка», возлагал на своего штурмана Петю Боева, по кличке «ковбой». Учитывая, что у летчиков в составе экипажей не было акустиков, и вообще отсутствовала как таковая акустическая подготовка, решили спихнуть эту проблему на авиационных штурманов — мол, выкручивайтесь, как хотите, но чтоб…. была и точка! «Ковбой» не растерялся, прихватил у командира канистру «эквивалента», и добыл записи шумов подводных лодок супостата у гидроакустиков-противолодочников из Петропавловска-Камчатского. Нужные шумы он записал на свой собственный магнитофон, вперемежку с запрещенными тогда песнями Владимира Высоцкого и ливерпульских «битлов». Так что к противолодочным действиям экипаж был вполне подготовлен — почему его и задействовал «вьюрок».

— «Коршун», я «Стрелец»! Прием! — послышался в шлемофоне Вонифатьева голос начальника штаба.

— Я, «Коршун»! Прием! — ответил командир МИ-14-го, подтверждая тем самым, что готов к работе.

— Целеуказание от «Тучи»! Как понял? — опять прозвучало в динамике.

— Понял! Целеуказание от «Тучи»! Прием!

Позывной «Туча» принадлежал ИЛ-3 8-му и всё бы ничего, но тут он услыхал неприятное для него сообщение: