Схватка за Родос

Происходящее не укладывалось в его больной голове. Конечно, как человек Средневековья он постоянно сталкивался со смертью, а как монах столь же постоянно о ней размышлял, имея то, что называется "памятью смертною". Но когда безносая эдак-то разошлась, Фрадэн потерялся. Что этот разгул смерти значил? Кару за грехи? Но так ли были грешны, например, младенцы, которых он видел разорванными ядром в кровавые клочья? За грехи родителей? Но опять же — не за свои! Так справедливо ль это? Если поверить блаженному Августину и допустить повальное предопределение — но какой тогда в нем высший смысл?.. Где благость Господня? И к чему тогда все тщетные усилия быть праведным, когда каждое твое действо и мысль предопределены? Значит, и гибель этих невинных, и многих других была предопределена? Конечно, можно было сослаться на исторические прецеденты или забить острые ростки пробивавшегося разума типичными формулами о том, что Богу, мол, виднее, и не нам, немощным разумом, постичь глубины Его премудрости, но все одно: страшная очевидность тормошила ум Фрадэна, и ставила вопросы, поиски ответа на которые доводили до умопомрачения. Доселе Фрадэн мнил себя высоко парящим над людской греховностью и суетностью, осуждая и охаивая непонятные и неприятные ему склонности, обычаи. За всем он видел игру дьявола, волка мысленного, потешающегося над грешниками, словно кот над мышами, и заставляющего плясать под свою длинную дудку, которая у него вместо носа. А как до дела дошло, то что же? Все те, кого он осуждал и ненавидел вопреки всеобщему закону Христовой любви, доказывают свою веру делом, отдавая все силы и саму жизнь защите мирных людей и христианских святынь, претерпевая голод, мучения, страшные раны… Даже многие из братии пребывают на стенах, поливают турок смолой и кипятком, нарушая заповедь "Не убий"… А он что же? Он даже молиться не в состоянии! А может, сейчас как раз нужна не молитва, но дело?..

Ноги монаха сами собой замедлили бег, потом остановились. Ему показалось, что он как будто бы нащупал ответ в сумрачном вихре мыслей. Разве не убил Финеес копьем израильтянина с чужеземкой, и это вменилось ему в праведность? Разве не сказал святой апостол Иаков, что вера без дел мертва? Стало быть, такое сейчас время, которое требует подобных дел?..

Конечно же, Фрадэн был далеко не единственным, кто пытался и не мог осмыслить происходящее. Первоначальный страх населения перешел в отупение. Люди начали жить и действовать, как в полусне, когда ничему не удивляешься: не убило — и ладно. Убило ближнего — так у многих в домах такое. Может, и лучше — не будет для любимого человека более ужасов осады и возможного турецкого плена. Убило самого — думать уже нечем.

Воины мужественно бились на стенах и умирали на своих постах. Раны почитались за ничто, и, как правило, даже тяжело раненые не покидали место боя, желая лучше умереть со славой, чем ждать турецкой резни в госпитале, скрываясь там за женскими юбками. В благоприятный исход верилось с трудом: против чудовищной армии османов в сто тысяч человек Родос смог выставить шестьсот рыцарей и сарджентов, гарнизон из двух с половиной тысяч воинов и нерегулярные отряды городской милиции и "ополчения". О превосходстве султанской артиллерии и говорить нечего. Посему, разумеется, не все из защитников Родоса были одинаково доблестны и высоки духом.

Кто-то постарался подобно крысам, бегущим с тонущего корабля, слинять при первой же возможности. Хотя были и обратные примеры — кое-кому из христиан, порабощенных османами для службы в войске, удавалось бежать в родосскую крепость. Но поскольку среди них были "подсылы", родосцы не решались доверить перебежчикам какое-либо важное дело — если только под присмотром.

Некоторые доброжелатели пускали в крепость стрелы с записками, предупреждая о турецких планах. И в абсолютном большинстве эти послания были правдивы. Однако у турок тоже были свои доброжелатели в крепости, пользовавшиеся тем же видом "почты" и сообщавшие нехристям полезные для них сведения…

Осажденных меж тем ждало новое испытание: наконец-то мастер Георг расставил все орудия, как считал нужным. Учитывая то, что орудиям необходим "отдых" для остывания после каждого произведенного выстрела, немец расставил их таким образом и предписал такой распорядок пальбы, чтобы она не прекращалась практически ни на минуту. На каждой отдельно взятой батарее пушки должны были стрелять не общим залпом, а в порядке очереди.

Накануне ночью великий магистр в сопровождении своего "штаба" и верных псов лично обошел все посты, подбадривая и утешая людей: