Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Резкие изменения происходят на рубеже VI–V вв. до н. э., когда начинается массовое и непочтительное использование древнейших изваяний при сооружении могил, появляются погребения местной аристократии. Видимо, в это время происходит определенный слом в двухтысячелетней религиозной традиции Хакасско-Минусинской котловины. А сакральный центр, судя по всему, перемещается с VI в. до н. э. в Горный Алтай, где в материалах погребений высоко сакрализованных аристократов, возможно входящих в некую «корпорацию» верховных жрецов (Курочкин 1988; 1992; 1993), прослеживается развитие многих «тем» афанасьевско-окуневской религиозной традиции. В частности, налобники на головах особо богато украшенных коней, имеющие вид диска из двух концентрических окружностей, вокруг коих развернута система образов «обновляющего терзания», представляются нам не только «солярными знаками», но и «знаками третьего глаза», а обязательная соотнесенность этого знака с темой терзания напоминает о борьбе одноглазых аримаспов с грифонами. Сам миф об аримаспах свидетельствует, что сакральный центр в Хакасско-Минусинской котловине утрачивает к VIII–VII вв. до н. э. свой абсолютный приоритет и самодовлеющую замкнутость, а его традиции продолжают развиваться в среде жрецов и пророков-кави ираноязычных кочевников.

Отметим, что именно в VII–VI вв. до н. э., в период угасания религиозного центра в Хакасско-Минусинской котловине, в Элладе резко усиливается «мистическая линия» в развитии религиозных идей и образов (религия терзаемого бога Диониса-Загрея-Иакха, «гиперборейский миф» делосской традиции и Аристея, затем орфизм и элевсинские мистерии). В орфизме, в частности, глубоко разрабатываются темы посмертного блаженства и мирового яйца как формы абсолютного бытия в себе, позднее выделяющего из себя триаду первичных сущностей (Фрагменты… 1989: 8, 44, 48, 62–63). Последнюю тему обычно относят на счет «восточных влияний» (имея в виду Персию и Индию), но, как было показано выше, обе названные темы издавна были присущи и религиозной традиции Хакасско-Минусинской котловины, с которой у архаической Эллады были, судя по всему, определенные связи в VIII–VI вв. до н. э. (не говоря о более ранних временах). И именно с рубежа VII–VI вв. до н. э. на греческих статуях кор (дев) и куросов (юношей), трактуемых иногда как статуи Аполлона, появляется «архаическая улыбка» (улыбка блаженства богов и героев?), наиболее яркое соответствие которой находим в «улыбке блаженства» на созданных в III–II тыс. до н. э. стелах в Хакасско-Минусинской котловине. Некое опосредованное (а возможно, и непосредственное) знакомство античного мира с «гиперборейским» сакральным центром в Хакасско-Минусинской котловине несомненно, а реальность древнего сакрального пути между ней и Восточным Средиземноморьем явствует из всего вышеизложенного.

Заканчивая статью, оставляем за ее пределами тему отождествления страны гипербореев со страной блаженных в индийской и иранской традициях (Бонгард-Левин, Грантовский 1974), а также тему соотнесенности религии населения саяно-алтайской области с зороастризмом и с дозороастрийской религией ариев, уже затронутую в ряде работ (Подольский 1988; Bokovenko, Matchinski 1994; Кузьмин 1995: 32–34).

Мы старались максимально насытить статью конкретным анализом уникальных в мировом масштабе и массовых для Хакасско-Минусинской котловины археологических памятников и поэтому вынуждены также оставить за ее пределами попытку воссоздания конкретных параметров той мировоззренческой концепции, которая лежит в основе прослеженной традиции изображений, в частности вопрос, какого именно сакрального статуса существа изображены на наших стелах. Об этом, если позволит судьба, в следующей статье. Подчеркнем лишь, что в Хакасско-Минусинской котловине в III тыс. до н. э. раньше, чем где-либо, проявляется в достаточно развитом виде та система знаний о единой энергетике микро- и макрокосма, которая позднее наиболее подробно и продуктивно разрабатывается индо-тибетской традицией, но также занимает в форме эзотерического знания видное место в самых разных и, как кажется, несовместимых и противоположных традициях — от сибирского шаманизма и индей-ских колдунов до… раннехристианских апокрифов и византийского исихазма XIV–XV вв.

Еще раз о древнейшем сакральном пути Евразии, о соотношении афанасьевской культуры и стел с «трехглазыми ликами» [29]

Появление новых материалов заставляет нас еще раз обратиться к этой, на наш взгляд, основополагающей для истории Евразийской Скифии теме (Мачинский 1989а; 1995; 1997б; 1997в; 1998).