Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Остров Гермонасса, где возник культ Афродиты Апатурос, был частью Синдики, колонизованной эллинами. У синдов существовал свой культ великого женского божества, известного нам в IV в. до н. э. под именем Астара[60], передневосточные связи которого несомненны (Астарта, Иштар). Ежегодно в Синдику на зимовку приходили из Поднепровья и Крыма царские скифы (Вахтина, Виноградов, Рогов 1980; Виноградов 2005: 214–220), несомненно несшие с собой свой древний культ Артимпасы/Аргимпасы — Афродиты Урании. Таким образом, культ Афродиты Апатурос возник в том месте, где пересекались сущностные интересы этих трех этносов, и, видимо, вобрал в себя черты великих богинь скифов и синдов. Поэтому не удивительно, что он был распространен от Днепро-Бугского лимана до Среднего Покубанья с центром на острове Гермонасса и что со временем он стал родовым культом царей Боспора.

Феномен «анареев», женоподобных прорицателей, происходящих из скифской знати (Геродот, Гиппократ), связан по Геродоту с культом Афродиты Урании — Артимпасы/Аргимпасы и явственно перекликается с темой «анэноров», в которых Кирка превращает благородных мужей, разделявших с ней ложе, если ей не удается еще ранее превратить их в свиней. Однако подобная черта засвидетельствована и для общеэллинской Афродиты: соблазненный богиней Анхиз молит ее не лишать его мужской силы после соития с ней (Гомеровский гимн Афродите IV, около рубежа VIII–VII вв. до н. э.).

Неявно эта тема связана и с Афродитой Апатурос. Как убедительно заметил С. Р. Тохтасьев, во фразе «(Афродита) принимая каждого гиганта по одному, передавала их Гераклу», глагол δέχομαι (принимать) употребляется в смысле «принимать мужчину», причем такое словоупотребление характерно для текстов о гетерах, блудницах, сакральных проститутках (Тохтасьев 1983: 114). Несомненно, Афродита ответила согласием на посягательства напавших на нее гигантов и обещала поочередно отдаться им в некой сакрализованной расщелине, ведущей вглубь земли (κευθμών). Спрятанному там Гераклу она передавала их по одному для коварного убийства, вероятно, в беспомощном состоянии после обессиливающего соития, поскольку в мифе, пересказанном Страбоном (Str. VII, 2, 10), нет никакого намека на борьбу Геракла с «могучими копьеносцами в доспехах», как описывает гигантов Гесиод. Строго говоря, это не гигантомахия, а коварный «гигантоцид», послуживший основанием, по Страбону, для прозвища богини[61].

Сближает Кирку с Афродитой Апатурос и явный хтонизм обеих, выраженный, в частности, в мотиве пещеры или расщелины, присущем обеим. Наконец, эпитет «Навархида» (Судоначальница), прилагаемый изредка в посвятительных надписях к боспорской Афродите, перекликается с подобной функцией у Кирки, отправляющей Одиссея в морскую поездку к Аиду и дающей его кораблю попутный ветер.

Мы собрали воедино и сопоставили все места в «Одиссее», где говорится о местоположении Аида (рассказы Кирки и Одиссея, короткие свидетельства Эвриклеи и Пенелопы, рассказ самого автора поэмы о полете душ женихов в Аид), и обнаружили, что они не противоречат друг другу и что Аид обладает постоянными признаками: он находится непосредственно за Океаном или на берегу Океана, потока или реки с сильным течением; также Аид характеризует в нескольких текстах присущая ему мгла, тьма, сумрак. Подчеркнем, что в «Одиссее» ни в каких других повествованиях о плаваниях, кроме тех, которые связаны с Аидом, Океан не упоминается (всегда говорится о море). Океан всегда рядом с Аидом, а Аид — с Океаном.

Вот как описывается путь в Аид и он сам в речи Кирки, посылающей туда Одиссея: «Поставь мачту и разверни белые паруса, а его (корабль) понесет дыханье Борея. Но когда ты переправишься кораблем через Океан, там низкий мыс и роща Персефоны и черные тополя и ивы, губящие свой плод. Там причаль корабль на Океане глубоководоворотном, а сам ступай во мглистый дом Аида. Там в Ахеронт впадают и Пирифлегетон, и Коцит, который является оттоком воды Стикса, [там] и скала, и соединение двух грохочущих рек. Затем, герой, <…> вырой яму <…> и вокруг нее соверши возлияние мертвым <…> Принеси в жертву барана и черную овцу, повернув их к Эребу, сам же отвернись, оборотившись к потокам реки» (Od. X, 506–518, 527–529).