Сопоставление и непротиворечивое объединение двух главных текстов «Одиссеи», повествующих о прибытии к преддверью Аида, впервые сделано еще Овидием: «Есть вблизи киммерийцев глубокая пещера в полой горе, жилище и святилище ленивого Сна. Туда никогда не может проникнуть своими лучами ни восходящий, ни достигший середины пути, ни заходящий Феб» (Ovid. Met. 592–595).
В составе несохранившейся тетралогии Эсхила об Одиссее была трагедия «Вызыватели душ», явно перекликающаяся с текстами «Одиссеи», но с использованием и других источников, спаянных в целое и дополненных воображением Эсхила. Например, предсказание Тиресия об обстоятельствах смерти Одиссея дано здесь подробнее и отчасти иначе, чем в «Одиссее». Вот важные для нашей темы фрагменты: «Гермеса предка почитаем мы, родом приозерные (прилиманные, Fr. 273 Radt: γένος οἱ περὶ λίμναν)»; «Давай теперь, о чужестранец, встань на поросшем травой священном участке страшного озера (лимана) и, разрезав горло под шеей, пошли кровь этой жертвы как напиток для бездушных в темную глубь камышей. И, призвав изначальную землю (хтон) и Гермеса Хтония, проводника умерших, проси Зевса Хтония поднять толпу блуждающих ночью от устьев реки, которой этот отток, нежеланная и непригодная для омовения рук вода, изливается стигийскими потоками» (Fr. 273a Radt).
Речь здесь явно идет о принесении Одиссеем жертвы неподалеку от входа в Аид. Слово λίμνη, наряду со значением «озеро», может означать и залив, и лиман, в том числе и Днепро-Бугский (у Диона Хризостома). Гермес, проводник умерших и бог снов по «Одиссее», выступает здесь еще и как предок «прилиманного» народа, выступающего в роли «вызывателя душ» (сопоставим с «народом снов» у Аида в «Одиссее»). Вновь упоминаются две реки, главная и ее «отток» с непригодной водой, отождествляемый со Стиксом (вспомним горькую воду Гипаниса, притока Борисфена, в его нижнем течении, по Геродоту, и, независимо от него, по Витрувию, утверждающему, что горький источник, отравляющий воду Гипаниса, течет через копи, где добывается сернистый мышьяк, — SC II: 43). По Геродоту, река Пантикап впадает с востока в Борисфен, «миновав Гилею». А по Эфору (IV в.), «по ту сторону Пантикапа (т. е., видимо, достигая и лимана) живет народ лимнеев (Λιμναίων ἔθνος) и многие другие племена <…>. Они весьма благочестивы» (Ps.-Scymn. 850–53 со ссылкой на Эфора).
Допускаем, что все приведенные свидетельства являются отголоском древней мифологической традиции о живущем при слиянии двух рек около Аида священном народе, или народах (киммерийцы, народ снов, вызыватели душ, прилиманные (приозерные) потомки Гермеса, лимнеи). Полагаем, что вышеприведенных текстов (в первую очередь из «Одиссеи») достаточно, чтобы считать местности около слияния Ю. Буга с Днепром и около Днепро-Бугского лимана (Станиславский мыс? Мыс Бейкуш? Или иное место?) реальным прообразом преддверья Аида в «Одиссее».
Но при этом неразгаданным остается образ «обратнотекущей», «глубокотекущей», «глубоководоворотной» реки «Океан», которую надо, покинув море, пересечь на пути в Аид и снова пересечь, возвращаясь из Аида в море. Конкретность этого образа, сочетающаяся с подробным описанием подступов к Аиду, не позволяет отнести его к области чистой мифологии.
Страбон, рожденный на южном берегу Понта, не сомневался, что киммерийцы «Одиссеи» жили на северном его берегу, где-то рядом с Боспором Киммерийским (Str. I, 1, 10). Но соседство Океана и Аида с киммерийцами вызывало у него (и у его источников) вопросы, естественные для его времени, которые он и решал в духе своего времени. Так он приходит к следующему заключению:
Зная, что киммерийцы жили у близкого к северу у туманного Боспора Киммерийского, (Гомер) соответственно перенес их в какое-то мрачное место около Аида (Strabo I, 2, 9).
В целом возникновение гомеровской локализации Аида Страбон представлял себе так:
Люди тех (гомеровских) времен представляли себе Понтийское море как бы другим Океаном и отплывших туда представляли уехавшими столь же далеко, как и выплывших на большое расстояние за (Геракловы) столпы. <…> Может быть, по этой причине (Гомер) перенес (события) из Понта в Океан, так как это легко могло быть принято в силу господствовавших тогда представлений (Strabo I, 2, 10).
Самым ценным в этом пассаже Страбона является сообщение о том, что для древних Понт был «другим Океаном», т. е. Океаном с другой стороны, противоположной Геракловым столбам. Но при этом он навязал Гомеру правильное представление об Океане, своейственное его времени, уже давно знавшему, что Понт не сообщается с Океаном. О том, что Понт в древности воспринимался как потусторонний мир, сохранил сведения и Евстафий в своих комментариях к Одиссее: «Понт Эвксинский был страшен эллинам по своей отдаленности. Поэтому, говорят, про понтийских людей, где-либо появлявшихся, говорили, что они прибыли „из огромного Понта“, что было равносильно выражению „из погибели“» (SC I, 311).