Скифская чаша

Особенно интересовало Хаблака, кто занимал стул у открытого окна. Оказалось: заведующий одним из отделов издательства Панас Сергеевич Балясный. Майор попросил вызвать его, и буквально через несколько минут в кабинет заглянул пожилой лысоватый мужчина, полнолицый и толстый, с двойным подбородком и довольно внушительным брюшком. Он, правда, пытался затянуть его ремнем, но живот вываливался, натягивая сорочку, Балясный стеснялся этого, все время поправлял пиджак.

Хаблак указал на стул у окна и спросил:

— Вчера вечером вы сидели здесь?

— Да... — ответил он, и сплетенные на животе пальцы зашевелились. — Но я не понимаю вас: неужели вы думаете...

— Нет, — положил конец его тревоге майор. — Конечно, нет, уважаемый Панас Сергеевич, однако нам надо выяснить, кто открыл окно и когда. Кстати, вы все время сидели на этом месте?

— Да, с самого начала и до момента... Ну с чашей...

— Когда погас свет?

— Когда зажгли спичку, — уточнил Балясный.

— Сколько же прошло времени с того момента, когда погас свет, и до того, как Данько зажег спичку?

Хаблак знал, что именно Данько зажег первую спичку, потом зажигали еще, кто и когда, трудно было установить, но первую зажег Данько.

Балясный немного подумал. Ответил не совсем уверенно:

— Думаю, полминуты... Может, несколько больше...

Никто не мог ответить точно, сколько времени имел в своем распоряжении вор. Одни говорили: секунд двадцать, другие — около минуты. Данько считал, что тридцать — тридцать пять секунд. И вот Балясный подтверждает это.

Полминуты — совсем не много, и расчет у вора должен быть точный.

— Когда свет потух, никто не подходил к окну? — спросил майор. — Ведь только около вас было открытое?

— Да, единственное открытое окно. И по-моему, никто в темноте ко мне не приближался.

Хаблак подошел к столу, на котором вчера стояла скифская чаша.

— Пересядьте, пожалуйста, на тот стул, где сидели вечером, — попросил он.

Балясный почему-то жалобно вздохнул и пересел — осторожно, на край стула.

Майор прикинул на глаз расстояние от стола до окна.

— Приблизительно четыре метра, — констатировал он. — За тридцать секунд вполне можно было тихонько подбежать к столу, схватить чашу и выбросить ее в открытое окно?

— Можно, — подтвердил директор.

— И я так думаю. — Хаблак сел на какой-то стул у стены, посмотрел на часы, выждал три-четыре секунды, порывисто вскочил, подбежал к столу, сделал вид, что схватил что-то на нем, повернулся к окну, еще шаг, размахнулся, будто что-то выкинул в него, и поглядел на часы. — Еще шесть секунд... Вместе десять. Накинем еще три-четыре секунды, чтобы незаметно вернуться на свое место. Даже толкнуть соседа, чтобы потом подтвердил: сидел все время и не поднимался со стула.

— Рискованно, — возразил директор, — мог промахнуться, разбить окно, наделать шума.

Балясный как-то виновато улыбнулся и прибавил:

— Никто не мог выбросить чашу в окно.

— Это почему же? — резко повернулся к нему Хаблак.

— Потому что окно на это время закрыли шторой. Точнее, все окна. Хоролевский демонстрировал фильм, а на улице — фонари...

— Но может быть, закрыли не совсем? — У майора еще тлела какая-то надежда.

— Ну осталась щель приблизительно в ладонь. — Балясный поднял мягкую вспотевшую руку. — В такую щель чашу еле просунешь. А я там все же сидел рядом и непременно бы заметил...

У Хаблака на секунду шевельнулась неприязнь к этому брюхану: первая версия сразу лопнула как мыльный пузырь — и следа не осталось.

Но почему он сердится на Балясного? Благодарить надо человека за то, что расследование не пошло ложным путем! Сколько времени могли бы потерять понапрасну!

«А если он сам? — на мгновение шевельнулась мысль, но майор сразу же отбросил ее как недостойную. — Если бы Балясный был причастен к краже чаши, непременно ухватился бы за Зозулину версию, она, так сказать, работала на него. Да и какой умный вор даст заподозрить себя сразу?» А то, что он имеет дело с человеком умным и дальновидным, Хаблак чувствовал интуитивно — конечно, он продумал свои действия, и не один.

Хаблак отпустил Балясного. Директор смотрел на него вопросительно, однако что мог сказать ему майор? Что расследование пока фактически не сдвинулось с места?

В кабинет заглянул Петренко. Хаблак посмотрел на него с надеждой, однако парторг в ответ лишь пожал плечами. И все же он принес добрую весть.

— Кажется, мы нашли, откуда украден этот злосчастный штепсель, — сообщил он, правда, не очень уверенно. — Из лампы Юхима Сидоровича.

— Крота? — быстро уточнил Хаблак. — Завхоза?

— Именно так, — нагнул голову Петренко, — и Данько там сейчас выясняет отношения...

Хаблак не дослушал его: выскочил из кабинета и быстро направился в каморку завхоза. Еще на подходе к ней услышал возбужденные голоса и покачал головой: зря, ох зря Данько ругается с завхозом — тоже мне доморощенный следователь, и зачем вмешиваться не в свои дела?