Еще более важное значение для степи имели металлодобывающие центры, связанные с этими лесными племенами. Достаточно хорошо установлено наличие очень больших и древних разработок металла, гл. образом меди, олова и золота, на Урале, Алтае и в верховьях Енисея. Хотя тайга и представляла непреодолимое препятствие для проникновения на север кочевых племен, необходимость иметь в своем распоряжении добычу металла толкала кочевников на завоевания также и в области леса. Покоряя и подчиняя лесные племена, кочевники никогда не стремились вытеснить или уничтожить их, оставляли их на местах, облагая лишь данью или обязательством доставлять необходимые кочевникам количества металлических изделий. Устанавливается таким образом сложное сожительство промышленного населения с кочевой средой. Большое количество золотых вещей, находимых в скифских гробницах, и особенно в разграбленных еще в XVIII веке курганах западной Сибири, на Иртыше, свидетельствуют о значительном количестве золота, добывавшегося и ходившего по рукам среди кочевников в качестве украшений, оружия, наборов поясов, и даже конского снаряжения. Большая часть этого золота шла из золотых приисков Сибири и Алтая, несомненно находившихся во власти кочевых орд.
Связь полосы лесных культур со степью обнаруживается и в общем влиянии кочевнического звериного стиля на орнаментику и типы бронзовых изделий Минусинской, Алтайской и Ананьинской культур. Эта зависимость лесных культур от кочевнического влияния еще более увеличивает их внутреннее сходство.
Более сложной представляется картина взаимоотношений кочевого мира на его южных рубежах, с земледельческими цивилизациями. В этих отношениях преобладают два положения: или отчаянная война и непрерывный грабеж кочевниками земледельческого населения, или же очень оживленные и интенсивные торговые сношения на рубежах, разделяющих два громадных мира — мир кочевой и лесной культуры с одной стороны, и мир оседлых классических цивилизаций с другой. Восточная часть степей (нынешняя Монголия) сталкивалась почти исключительно с Китаем (о чем придется говорить более подробно во 2-ой главе). Характер отношений земледельческого Восточного Туркестана с кочевниками начинает выясняться для нас только со II века до P. X.
Более очевидна связь Арало-Каспийской и Черноморской степей с Персией. Принадлежавшие к одной и той же «иранской» группе народов, скифы, сарматы и персы были связаны друг с другом этнически и культурно. Приблизительно половину персидской империи Дария составляли кочевые и полукочевые племена, из которых формировалась персидская конница. В пределы персидской монархии при Дарии входили Хорезм (Хоразмии) на южном берегу Аральского моря, Согдиана (между Сыр — и Аму — Дарьей) и Бактрия (северная часть нынешнего Афганистана), население которых состояло главным образом из кочевников. На персидских рельефах в Накш-и-Рустеме и Персеполисе представители всех северо-восточных сатрапий Ахеменидской монархии изображены в чисто кочевнической скифской одежде: в остроконечных скифских колпаках-башлыках, в обтягивающих тело кафтанах и в длинных штанах с мягкими сапогами, вооруженные скифскими роговыми луками и скифскими короткими мечами. Повидимому, кочевники играли в ахеменидской Персии значительно большую роль, чем это принято предполагать. О ряде вторжений кочевых орд в пределы Персии мы уже упоминали.
С другой стороны, древняя скифская культура в значительной степени была проникнута влиянием иранской Персии. Кроме трудно уловимых следов влияния персидской религии на кочевников, неопровержимым доказательством культурного воздействия Ирана являются многочисленные, изделия и украшения из золота и серебра, исполненные в персидском стиле, извлекаемые в значительных количествах из скифских курганов. Наиболее древние скифские погребения, относящиеся в VI веку, (Келермес на Кубани и Мельгуновский курган около Елисаветграда), носят еще следы влияния ассирийских художественных форм. Позже, в IV и V веке, ассирийское влияние сменяется почти не прекращающейся волной иранских вещей и иранских вкусов, шедших из Персии в южно-русские степи. Нужно заметить, что изделия персидской художественной промышленности по своему содержанию значительно понятнее и ближе к требованиям кочевников, чем греческие, наполнившие юг России в IV–II веках. Волна культурных художественных влияний, шедшая из Ирана, охватывала громадную область степей, и распространялась не только в Приаральских и Причерноморских степях, но и проникала повидимому в нынешнюю Монголию.