Скитальцы океана

– Я ведь уже поверил вам, барон, – мягко, чисто по-женски прервала его Грей, стараясь не позволять капитану слишком увлекаться описаниями ночи, колдовская магия которой будоражила ее не менее, чем самого капитана.

– А вот вам стоило бы поспать, – недовольно заметил Рольф, очевидно, обидевшись за то, что штурман не позволяет ему излить свою душу. – Судя по тому, как вы устали, к подобным весельным переходам вы еще не привыкли.

– Вас тоже трудно заподозрить в том, что несколько последних лет вы провели в роли гребца на весельной галере.

«Дьявол меня растерзай, что я несу?! – тут же ужаснулась Констанция. – Почему мы ни разу не можем поговорить с Ирвином по-человечески?! Почему из-за любого пустяка ты начинаешь вести себя, как норовистая необъезженная лошадь? Но, может быть, потому и лягаешься, что, несмотря на свое семимесячное замужество и двух ухажеров, так и осталась необъезженной?..»

Почувствовав, что разговор не клеится, Рольф тоже умолк.

Подойдя еще ближе, Грей привалилась спиной к прохладной влажноватой мачте и долго смотрела на звезды, на угасающее кострище луны, тлеющее на южном отроге перевала; на черный створ пролива, из которого доносился шум океанского прибоя. Если бы не сей грохот, место это вообще казалось бы задворками рая.

– Коль уж вы опасаетесь появления туземцев и решили покараулить, то позвольте сделать это мне, капитан, – покаянно предложила Грей, надеясь вернуть себе расположение барона.

– Я действительно караулю, но не аборигенов, а собственную бессонницу. К сожалению, в последнее время приходится наслаждаться этим занятием все чаще. Не пойму только, к чему бы это.

– Тоска по Британии.

– Возможно. Пока однажды на рассвете я не обнаружил в бухте «Адмирала Дрейка», все мое бытие представлялось как-то по-иному. Я уже начал привыкать к своему отшельничеству и к тому, что Остров Привидений отведен мне Всевышним, как гробница – фараону.

– Так давайте сожжем его. Или загоним в пролив и там затопим, а сверху забросаем камнями, чтобы впредь ни один корабль не смог войти в эту бухту и потревожить наше с вами отшельничество.

– Затопить «Адмирала» в проливе, сделав бухту недоступной для судов? А что, это действительно обезопасило бы Бухту Отшельника. Стоит подумать. Но в общем-то… выбросьте подобные мысли из головы, ибо ровно через месяц взвоете от тоски. Этот затопленный корабль будет являться вам во сне и наяву, как самое жуткое видение… Ладно, штурман, – недовольно остановил себя капитан, не желая продолжать разговор. – Идите, отдыхайте; можете считать, что я вас караулю.

«А ведь вождь кобарро прав, – с досадой подумала Констанция. – Этот белый – слепец. Все они слепцы. Даже если бы я оделась во все женское или, наоборот, разделась до всего женского… и то вряд ли они поняли бы, кто, какая ценность перед ними. Дикарь. Полуслепой, полуодичавший от своих мечтаний монах-отшельник!»

Грей хотелось придумать для Рольфа еще какое-то прозвище, более оскорбительное, но, как назло, ничего такого в голову не приходило. Она и в самом деле чувствовала себя измотанной, руки и ноги ныли от усталости. На ладонях ожили старые мозоли.

– Если уж вам слишком тоскливо, капитан, давайте зайдем ко мне, выпьем немного вина, – несмело предложила она и замерла, ожидая ответа Рольфа.

– Благодарю, штурман. Понимаю, что вам грустно. Но у меня было время привыкнуть к одиночеству.

– Или пригласите к себе, – еще более неуверенно, переступая через саму себя, посоветовала Констанция.

И вновь тягостное молчание. Лишь когда Грей решила, что вообще не дождется никакой реакции мужчины, которого она уже откровенно, в открытую, как могла, соблазняла, тот проворчал:

– Очевидно, я настолько привык к одиночеству, что теперь придется привыкать к обществу. Пусть даже очень приятного тебе человека.

«Это он так демонстрирует свое воспитание! – фыркнула Констанция, решительно направляясь к себе в каюту. – Ну и стой, прозябай тут, полуослепший, ни черта не смыслящий дикарь-отшельник!»

20

…Нотариус Якобсон – приземистый широкоплечий здоровяк лет пятидесяти, с багровым лицом и крупным, тоже багровым, носом – встретил Констанцию довольно приветливо. Он как-будто уже все знал: и о ее мытарствах по морям, и о замужестве своей родственницы, Кэрол Керд-Паккард, и о том, что сын ее прибыл в Лондон, чтобы, удачно разместив немалые средства, обеспечить себе будущее.