Читаем Скитания полностью

Круговы решили всё-таки совершить фундаментальную поездку в Нью-Йорк, дней на десять. Выбрали подходящее время, праздники. Лена радовалась всей душой.

— Ах, как мне здесь всё надоело! Спасу нет. Я уже по Нью-Йорку скучаю, вот до чего дожила. Там хоть динамизм, отчаяние, восторг, сумасшествие… А здесь — что ни интеллектуал, то обыватель… Фермеры — те для меня интереснее, — помнишь тот бар?

— Лен, — произнёс Андрей, — поверь, я чувствую то же самое. Относись ты к этому проще! Ну какое тебе дело до них? Да, Америка — феномен. Ну хватит, Лена, хватит… Нью-Йорк так Нью-Йорк. Немедленно едем.

И они понеслись вперёд, в Нью-Йорк…

Дорога была тяжёлой. На их глазах два автомобиля врезались в опору моста. Видимости бытия — не осталось. И они неслись дальше и дальше, останавливаясь, целуясь, читая русские стихи в каком-то упоении внутренней Россией. Дальше и дальше. Горы совершенно не походили на Нью-Йорк: в них было что-то заколдованное, индейское. Шоссе извивалось среди гор — величавых, доисторических, и было это шоссе сделано по последнему слову техники: иначе все бы машины улетали в пропасть.

Останавливались больше, чем прежде, и Лена, обняв Андрея, грезила о Нью-Йорке. Когда останавливались в пиццериях или полубарах, поражала их обыденность и прозаичность на фоне древних гор.

— Дальше, дальше, — шептала Лена.

И, наконец, вот он — город жёлтого дьявола. Его контуры уже проявились при свете дня.

Громады уходили вниз, возвышались, грозили, уплывали вдаль.

И вдруг что-то случилось. Они не заметили, что проскользнули в иной район Нью-Йорка, в «район, откуда нет возврата». Лена свернула не туда, и они попали в самый жуткий район Нью-Йорка — Южный Бронкс, по сравнению с которым Гарлем — рай для аристократов. Через пять уже минут всё было ясно. Они в западне. Обратного пути нет.

По краям дороги — бесконечные ряды полуразрушенных зданий, и это было похоже на Хиросиму после атомной бомбардировки. Одни скелеты зданий — без стёкол — глядели на них. Но между тем в этих микромирах копошилась жизнь и из зданий выползали люди. Странные, завёрнутые в себя фигуры, по сравнению с которыми выходцы из ада Иеронима Босха выглядели бы небожителями. Какая сила могла так изменить человеческие существа?

Лена совершенно растерялась. Что делать? Как выбраться?..

Оцепенев, остановились у бензоколонки. Двое людей стояли там. Лена со слезами обратилась к одному из них.

— Мы сбились с пути, помогите нам! Нам нужно в Манхэттен.

Вдруг один из них отреагировал. У него был допотопный автомобиль.

— Гони за мной, — протрубил он. — Я вас выведу. Самим вам не выбраться.

— О Господи, спасибо вам!

И этот «южнобронксовец» повёл их, поворот за поворотом, бред за бредом, смерть за смертью — ни огня, ни пути, — а всё-таки вывел.

Лена подбежала к нему с благодарностью. Хотела сказать ещё что-то, но парень махнул рукой и скрылся. Причём под землёй. Его машина осталась стоять там, где он её оставил.

Лена села за руль, и они с Андреем рванули с места — и вот он, Манхэттен, родной, «нормальный» Манхэттен, впереди — небоскрёбы, центр.

Путь их лежал к Якову Гершу — в отель. Герш пригласил их к себе ночевать.

Наконец Лена загнала машину на подземную парковку под каким-то серебряным небоскрёбом, заплатила, и они с Андреем отправились к Гершу на метро.

Тот уже давно ждал их. Усталые, Андрей и Лена жаждали отдыха, вина и покоя.

— Привет, Яков! — расцеловал его Андрей. — Пируем! Будем продолжать отмечать мою книгу. Звони Игорю, Кегеянам…

— С Игорем я вчера ночью говорил телепатически. На Юпитер хочет эмигрировать. Говорит, там тяжело.

Лена и Андрей не обратили особого внимания на эти слова. Быстро всё раскупорили. Положили книгу. Выпили. За окном ещё был в самом разгаре вечер.

— Пью за Петра Великого! — отметил Яков. — У меня есть с ним что-то общее.

Вдруг, в каком-то вихре, Андрей с Леной принялись танцевать, точнее, плясать — русское, друг против друга. Между тем Яков подбежал к вмятине в стене и примерил к ней свою голову.

— Я бы уже давно пробил дыру, — и он стукнул головой во вмятину. — Всё бы хорошо, только индус шепчет мне в ухо: «Пожалей крыс».

Андрей и Лена, очнувшись, переглянулись: ситуация выходила за пределы юмора. А когда Яков надел на голову кастрюлю и с Данте в руках стал кружиться по комнате, Андрей и Лена поняли, что дело приняло серьёзный оборот и их отдых разрушен.

— Покой нам только снится, — прошептала Лена.

Заглянув в его глаза, Андрей ужаснулся. Между тем Яков выскочил из комнаты, крича; Андрей и Лена застыли. Вдруг появилась толстая баба с Яковом в руке. Это была хозяйка отеля.

— Давайте, забирайте его! Пусть катится ко всем чертям! С него нечего брать!

Лена пробормотала, что «мы устроим его к врачу, в больницу, только не выгоняйте его». Яков был весь обсыпан цветами.

— Слушай, его надо спасти, — сказала Лена. — Где тут ближайшая лечебница?

Хозяйка назвала.

Андрей и Лена вывели Якова на улицу. Он говорил о Шекспире и о болоте, в котором он плавал вчера. «Острый приступ шизофрении. Редкая вещь», — подумал Андрей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мамлеев, Юрий. Сборники

Скитания
Скитания

Юрий Мамлеев — признанный мастер русской литературы, создатель жанра метафизического реализма. Его «Шатуны», «Московский гамбит», «Мир и хохот» стали классикой. Мамлеева не стало в 2015 году, но роман «Скитания», относящийся к позднему периоду его творчества, выходит впервые. И это совсем другой, непривычный для читателя Мамлеев: подчёркнуто-реалистичный, пишущий по законам автофикшна.Андрею казалось, что эта постоянная острота ощущений словно опутывала великий город на воде, но особенно его злачные и преступные места. Он решил, что эта острота — просто от ощущения повседневной опасности, войны нет, вроде все живут, но где-то реально на тебя всё время нацелен невидимый нож. Поэтому все так нервно искали наслаждений.«Скитания» — о вынужденной эмиграции писателя и его жены в США, поисках работы и своего места в новой жизни, старых знакомых в новых условиях — и постоянно нарастающем чувстве энтропии вопреки внешнему благополучию. Вместе с циклом «Американских рассказов» этот роман позволяет понять художественный мир писателя периода жизни в США.И опять улицы, улицы, улицы. Снова огромный магазин. Опять потоки людей среди машин. В глазах — ненасытный огонь потребления. Бегут. Но у многих другие глаза — померкшие, странно-безразличные ко всему, словно глаза умерших демонов. Жадные липкие руки, тянущиеся к соку, к пиву, к аромату, к еде. И каменные лица выходящих из огромных машин последних марок. Идущих в уходящие в небо банки. Казалось, можно было купить даже это высокое и холодное небо над Манхэттеном и чек уже лежал в банке. Но это небо мстило, вселяясь своим холодом внутрь людей. Манекены в магазинах странно походили на живых прохожих, и Андрей вздрагивал, не имея возможности отличить…ОсобенностиВ оформлении обложки использована работа художника Виктора Пивоварова «Автопортрет» из цикла «Гротески», 2007 г.

Юрий Витальевич Мамлеев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное