Они шли по бесконечным нью-йоркским улицам, и сквозь толпы им сияли огни. Андрей тащил спотыкающегося Якова.
Наконец, больница. Регистратура. Вопросы. Какие-то люди.
— Возьмите его в ваше психиатрическое отделение, — убеждал Андрей. — Он же совершенно в невменяемом состоянии и опасен для себя и для других.
— Это невозможно, — сказала женщина из регистратуры. — У него нет денег и страховки.
— Но он работает! Сторожем.
— Сторожем? Вы что, смеётесь надо мной?
— Так что же делать?
— Вам самим требуется госпитализация, — неожиданно заявила женщина. — Если задаёте такие вопросы.
— Но дайте ему что-то, хоть какое-нибудь лекарство! — закричала Лена. — Вы видите, он уже ползает по полу!
— Вы готовы оплатить?
— Да.
— Хорошо.
Якову дали «лекарство»: оно было оглушающее. По дороге он затих.
— Я уже измучилась. Останемся одну ночь у него, — заявила Лена.
В отеле Якова было сумрачно, и остатки «пира» не веселили глаз. Среди ночи Яков просыпался и выл:
— Лена, Лена, почему ты кричишь на меня? Не кричи!
Андрей плохо спал: боялся, что Лена попадёт к Якову в бред — среди чёрных нью-йоркских сновидений.
Утром Яков стал кричать истошно, словно прорываясь сквозь оглушение:
— Статуя Свободы приходила ко мне! Сидела на кровати всю ночь! Колотила в стену! У-у, проклятая, лживая! Била меня по морде! Но потом мы целовались.
Пришёл знакомый Якова, из Риги; он всю ночь грузил ящики. Он удивился и сказал:
— Раньше с ним ничего подобного не бывало!
Хотя и сам он, надо сказать, был хорош. Андрей и Лена сдали ему Якова, но обещали звонить и навещать. Собрали вещи и уехали к Кегеянам.
На следующий день были сплошные визиты: к важным американцам (по делу), к дорогим одесситам (попеть и поплакать с ними в кабаках). Брайтон-Бич принимал Андрея и Лену на ура.
Какая-то грузная матрона помахивала перед Андреем листком, где было сказано, что она имеет право протестовать, если ей на дом присылают порнографическую рекламу. Потом к Гердерам, где уже сидел улыбающийся добряк Вайнштейн, и все весело провели время…
От Генриха узнали, что у Павла дела пошли в гору. Во-первых, его любовница — через связи — пристроила его на приличную работу. Была конкуренция на это место, но всё уже заранее было решено, хотя, как всегда, демократия (смеялась Люба) свято соблюдалась: с серьёзным видом приглашали на собеседование других «конкурентов» (и Павлу строго-настрого приказали не трепаться — однако же потом сболтнул). Но самое главное: на днях выходила в свет его первая книга на английском — эротический роман «В постели со слоном».
Уже появились в журналах первые рекламные листочки; вроде бы роману обещали дать ход, надеясь на продажу; критика относила роман к «эротическому гиперболизму»…
Ещё два дня ушло на деловые встречи: издательство, университет… Затем Люба объявила: завтра большая вечеринка у художника Леонида Коротова. Продажа его картин идёт блестяще, статьи сыплются одна за другой — редкий пример успеха среди эмигрантов. И он решил устроить приём «для своих» у себя в мастерской — обычно он устраивал вечеринки с целью установить деловые связи.
Вечер оказался, как и хотел Леонид, действительно внушительным: в основном были «свои» — эмигранты (художники, поэты, писатели, просто друзья Леонида), но среди них затесались и американцы. Мастерская могла вместить необъятное количество людей и к тому же вдохновляла своей модерновой изысканностью.
Андрей никогда не видел столько противоположных по своей сути людей в одном месте, но в общем, как ни странно, было дружелюбно: всё смиряло гостеприимство хозяина. Не было обычных эмигрантских вспышек и почти драк. Ругань возникала только иногда, и то не по делу. Андрей не нашёл Замарина, но словно вместо него — грустную Клэр.
— А где же Миша? — удивился Андрей.
— Его ещё нет в Нью-Йорке. А я вот пришла. Генрих известил меня об этом вечере. Я не одна — с Лиз Булвэр, — и Клэр показала на приближающееся существо.
То была старуха лет восьмидесяти, в джинсах, с размалёванными губами. Глаза — как голубые машины, в движениях — бодрость. Только руки мёртвые, словно из гроба.
— How are you? — страшно закричала она Андрею.
И прежде чем он успел пожать её холодные, как у мёртвой лошади, ладони, она принялась так хохотать, что Андрей нервно вздрогнул.
— Лиз — известная журналистка и писатель, — вздохнула Клэр. — Она знакомая моего брата, врача, иначе я бы и не удостоилась знать её.
За Лиз потянулась ещё одна старуха, помоложе, но похожая на неё.
— Очень, очень приятно, — выдавил из себя Андрей.
Лиз хлопнула его по спине.
— Ха-ха-ха. Больше энергии, молодой человек! — захохотала она уже другим голосом. — Спешите, спешите… Путь к успеху — это мистерия. Не теряйте ни минуты даром.
Она даже подпрыгнула на одном месте.
— Лиз работает как компьютер, — пояснила Клэр.
Андрей заглянул ей в глаза, но ничего не увидел, кроме склеротической бездны. «Для неё нет смерти», — решил он.