Читаем Скитания полностью

За два-три месяца до выхода книги издательство оповестило об этом Андрея (как это обычно и делается в случае «большой прессы»), литературный мир, читателей — через специальные журналы и издания. Автоматически использовались все каналы — для будущих рецензий, рекламы и так далее.

Через два дня после отъезда Кегеянов Андрей получил целый пакет — ни больше ни меньше — приглашение на конференцию в Вашингтон. Звало туда Международное общество. Себя они называли «одним из самых престижных и влиятельных клубов в США». И действительно, членами этого клуба были сенаторы, писатели, журналисты, ораторы, государственные деятели и звёзды мирового бизнеса. Среди них — Марк Твен, Кеннеди, Генри Киссинджер, Дуайт Эйзенхауэр, Франклин Рузвельт, Нельсон Рокфеллер, Уильям Тафт, Арт Бухвальд, и так далее, и так далее, всё в этом же роде. «Люди слова» в широком смысле этого выражения, от дипломатов до писателей. Клуб издавал собственный литературный журнал «Талант» и доверительно предлагал Андрею стать членом этого клуба — в связи с выходом его книги.

Немного ошалевший от такой приятной неожиданности, Андрей решил осведомиться у старого своего друга, Уильяма Мура, что бы всё это значило — на языке реальности, а не рекламы. Добрый Мур покачал головой.

— Андрей, в целом я тебе объясню потом, когда вернёшься с конференции. Ведь она начинается через месяц? — сказал Мур. — Ты должен сам во всём разобраться. Для начала только скажу: особенно не обольщайся. Рядовых членов этой ассоциации очень много: недостаточно известные артисты, писатели, журналисты и так далее. Само же ядро почти неприступно. Поскольку твоя книга выходит в big press, это просто предложение тебе принять участие в спектакле, чтобы кое-что понять… Согласен дальше не спрашивать? Но это выгодная возможность — реализация же зависит от тебя, от меры твоей ловкости и понимания.

— Согласен.

Вечером обсуждали с Леной; решили — ехать.

— Пойми, тебе обязательно нужно сделать имя, — говорила она. — Без этого ты даже не сможешь сказать потом то, что хочешь, что наболело… Тебе легко закроют все ходы, все средства коммуникации. А если будет имя — это сделать труднее. Не говоря уже о публикации того, что написал раньше.

…Осень стояла жаркая, а путь был трудным. Лена относительно недавно научилась водить машину. Андрей наотрез отказался — по причине задумчивости. Скоростная трасса — это не катание в университетском городке. Хотя скорость шестьдесят миль в час, машины несутся, как механизированные сумасшедшие, ровным порядком — зато дороги идеальны. Опасны только олени — в провинции, между лесами. Остановиться можно было у столичных знакомых.

В назначенный срок синяя компактная машина Круговых понеслась в путь — завоёвывать имя. Лена вела хорошо, сосредоточенно, как высшая кошка, впившаяся в руль. Ещё бы: две жизни на весу. Расслаблялись всего два раза, но с наслаждением: в жару, в пиццерии, за холодной кока-колой.

Вашингтон поразил псевдоевропейством. Ничего общего с Нью-Йорком, но и с Веной тоже. Модерновая гостиница, где проходила конференция — она должна была длиться добрую неделю, — находилась наискосок от здания Конгресса, только перейти авеню.

Белый дом уютно приютился в другом месте, весь в зелени, как имение какой-нибудь милой старушки из доброй старой Англии. Охраняли «старушку», однако, изрядно: поговаривали, что среди кустов стояли и суперсовременные зенитки на случай непредвиденной опасности с воздуха. Колосс в честь Вашингтона возвышался, устремляясь в жарко-синее небо…

Конференция же ошеломила Андрея и Лену своим шумом и светом. Рестораны, залы, потоки людей, потные лица. Все шоу, все речи, все секции — распределены по графику. Перерывы — тоже.

Зачитано приветствие вице-президента США, знаменитый сенатор играет на скрипке. Речи, речи и речи — ассоциация создана в честь слова, «мощь которого непрерывно увеличивается в век радио и телевидения». Перерывы, встречи и рукопожатия со знаменитостями («у вас будет уникальная возможность познакомиться с людьми высших способностей» — так сказано в рекламе).

Первые впечатления — неопределённые, странные, но дух чуть-чуть захватывает. Потом — хуже. Андрей вглядывался — «незнаменитости» так и вьются вокруг «избранных», даже до неприличия: суют свои биографии, какие-то бумажки, бормочут что-то. Один бедняга чуть ли не на коленях играл на скрипке перед носом солидного «избранного», пока тот ел. Просил, видимо, чтобы заметили его талант (звук — это тоже слово, и музыканты включались в члены).

«Ну что ж, то же самое… Обычное», — отметил про себя Андрей.

Лена красовалась в нежнейшем платье и была как королева. Но шёл уже не XIX век, и красота не была здесь предметом пристального внимания. Зато бегали, бегали и бегали. Энергия перехлёстывала через край. Где? Что? Кто? Куда?

Зал знаменитого гипнотизёра из Англии. Он — на сцене, вокруг — столы, за которыми леди и джентльмены, включая Андрея и Лену. Творит такое, что все разом спят.

— Это же насилие над волей, — шепчет Лена.

После сеанса Лена подходит к гипнотизёру:

— Вы обладаете просто невероятной силой!

Перейти на страницу:

Все книги серии Мамлеев, Юрий. Сборники

Скитания
Скитания

Юрий Мамлеев — признанный мастер русской литературы, создатель жанра метафизического реализма. Его «Шатуны», «Московский гамбит», «Мир и хохот» стали классикой. Мамлеева не стало в 2015 году, но роман «Скитания», относящийся к позднему периоду его творчества, выходит впервые. И это совсем другой, непривычный для читателя Мамлеев: подчёркнуто-реалистичный, пишущий по законам автофикшна.Андрею казалось, что эта постоянная острота ощущений словно опутывала великий город на воде, но особенно его злачные и преступные места. Он решил, что эта острота — просто от ощущения повседневной опасности, войны нет, вроде все живут, но где-то реально на тебя всё время нацелен невидимый нож. Поэтому все так нервно искали наслаждений.«Скитания» — о вынужденной эмиграции писателя и его жены в США, поисках работы и своего места в новой жизни, старых знакомых в новых условиях — и постоянно нарастающем чувстве энтропии вопреки внешнему благополучию. Вместе с циклом «Американских рассказов» этот роман позволяет понять художественный мир писателя периода жизни в США.И опять улицы, улицы, улицы. Снова огромный магазин. Опять потоки людей среди машин. В глазах — ненасытный огонь потребления. Бегут. Но у многих другие глаза — померкшие, странно-безразличные ко всему, словно глаза умерших демонов. Жадные липкие руки, тянущиеся к соку, к пиву, к аромату, к еде. И каменные лица выходящих из огромных машин последних марок. Идущих в уходящие в небо банки. Казалось, можно было купить даже это высокое и холодное небо над Манхэттеном и чек уже лежал в банке. Но это небо мстило, вселяясь своим холодом внутрь людей. Манекены в магазинах странно походили на живых прохожих, и Андрей вздрагивал, не имея возможности отличить…ОсобенностиВ оформлении обложки использована работа художника Виктора Пивоварова «Автопортрет» из цикла «Гротески», 2007 г.

Юрий Витальевич Мамлеев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное