Читаем Скитания полностью

— А теперь другая сторона. Спрашивается, как западный человек может называть себя универсальным, если он органически неспособен понять Восток, тем более Индию, то есть большую часть человечества? Чего орать о своём универсализме, если ты не в состоянии понять не пришельцев из космоса, а людей, живущих рядом с тобой, на одной планете, на одном материке фактически…

— А мы это можем, — продолжил Андрей. — Не только потому, что мы и Восток тоже, но и в силу нашего истинного универсализма, всеобщности, о которой говорил Достоевский…

— Фактически Запад — это периферия человечества, тем более в духовном плане, где Индия всегда была истинным центром нашей планеты. Смешно читать западных мыслителей, даже Платона, после индусов. Там есть вещи, которые просто не вмещаются в западный ум, а если бы вместились, то это означало бы его смерть. Правда, смерть довольно жалкого ума. Нет ничего более смехотворного и омерзительного, чем так называемый евроцентризм. Если они легко и массово — уже столетия назад — научились убивать людей, это ещё не значит, что они — центр человечества.

— Миш, я вот что скажу, — Андрей вздохнул. — Хочу возвратиться к тому, за что мы выпили. За Советский Союз. Видит Бог, было много, мягко говоря, тяжёлого. Мы все это знаем, это не секрет, и не будем сейчас бередить раны. Во-первых, потому что это в прошлом. А мы пили не только за настоящий, но и за новый, будущий Советский Союз. Важно, чтобы прошлое не отрезало будущее. Наши враги этого хотят — и потому так визжат о прошлом. Воют, потому что хотят, чтобы у нас не было будущего. Чтобы этим прошлым умертвить нас. Но в прошлом было, мягко говоря, не только плохое, и это важно сохранить. А отбросить действительно неприемлемое. А если заглянуть в совсем далёкое прошлое и взять всё в целом, то само наше бытие, само наше дыхание — от Куликовской битвы до Великой Отечественной — оплачено такой ценой, такими потоками крови — и кого? Наших братьев и сестёр, наших предков, давших нам жизнь… И неужели всё это пойдёт прахом и мы попадём в историческую западню? И предадим тех, кто отдал за нас жизнь с единственной целью: чтоб Россия стояла непоколебимо… Чтоб осуществилось всё…

Миша встал, и они поцеловались.

— Андрей, — сказал Миша, когда они опять расселись, — пойми, ты поцеловал меня как русского… А не просто как человека. И слава богу! Как человек, Андрюха, я сложноват, и в этой роли я не очень люблю себя. Это был поцелуй русских, и это лучше, чем человеческий. Я, Андрюша, в себе человека не очень люблю. Слава богу, мы не только люди, а нечто большее…

— Итак, за новый, уникальный союз великих народов: за Советский Союз! За его будущее! Он ведь только начал свой путь! За его славу! Ибо даже самые малые народы в нём — великие, потому что вместе…

— Да будет так. И за его покорителей космоса!

Кто-то опять закричал — там, в углу ресторанчика.

— И всё-таки, Миша, — опять заключил Андрей, — почему, почему нам здесь так тяжело? Ну конечно, это другая страна, но зато какая здесь колбаса! Для них колбаса и бытие — одно и то же. Но ведь я знаю самых простых людей, одесситов с Брайтон-Бич, и некоторые из них очень удачливые. Пусть таких мало, но у них не только колбаса, у них даже дома, а всё равно родину не забывают… Но это я так… Нам и дома не нужны… Может быть, легче б было, если бы мы жили в подземелье…

— Хватит бредить. Как будто ты не знаешь, почему нам здесь тяжело. Здесь нет правды для русского человека. А цивилизация — что ж? Самая обыкновенная. Ну разумеется, пародия на Антихриста. До самого-то, до главного, они, как ни пыжатся, явно не дотягивают. Мелковаты. На этом и погорят. Даже дьявол ими побрезгует.

Андрей расхохотался:

— Ну и точен ты, старик, в своих определениях!

— Да что с них взять! — горячился Миша. — Они думают, что душат людей, а на самом деле — душат самих себя. Они сами себе палачи, хотя не сознают этого. Банкиры правят миром и думают, что уже контролируют и вечность. Мир, которым правят банкиры… До этого человечество ещё не докатывалось. Уж лучше бы им правили вши…

Нет ничего хуже капитализма — это говорили с разных точек зрения. А их «свобода» — просто открыли ящик Пандоры под предлогом того, что свобода неделима, что для всего и для всех должна быть свобода, и выпустили на волю самые чёрные, низшие инстинкты, чтобы поработить человека и уничтожить в нём всё высшее. Вот и весь секрет их так называемой свободы. Кончили-то рабством, ибо что может быть более рабским, чем подчинение своей низшей природе? В этом суть Запада. Потому и визжат все их мадонны, нобелевские лауреаты, президенты и дегенераты с экранов ТВ.

— Что ж делать, Миш, мы здесь живём, хотя это нас не касается…

Перейти на страницу:

Все книги серии Мамлеев, Юрий. Сборники

Скитания
Скитания

Юрий Мамлеев — признанный мастер русской литературы, создатель жанра метафизического реализма. Его «Шатуны», «Московский гамбит», «Мир и хохот» стали классикой. Мамлеева не стало в 2015 году, но роман «Скитания», относящийся к позднему периоду его творчества, выходит впервые. И это совсем другой, непривычный для читателя Мамлеев: подчёркнуто-реалистичный, пишущий по законам автофикшна.Андрею казалось, что эта постоянная острота ощущений словно опутывала великий город на воде, но особенно его злачные и преступные места. Он решил, что эта острота — просто от ощущения повседневной опасности, войны нет, вроде все живут, но где-то реально на тебя всё время нацелен невидимый нож. Поэтому все так нервно искали наслаждений.«Скитания» — о вынужденной эмиграции писателя и его жены в США, поисках работы и своего места в новой жизни, старых знакомых в новых условиях — и постоянно нарастающем чувстве энтропии вопреки внешнему благополучию. Вместе с циклом «Американских рассказов» этот роман позволяет понять художественный мир писателя периода жизни в США.И опять улицы, улицы, улицы. Снова огромный магазин. Опять потоки людей среди машин. В глазах — ненасытный огонь потребления. Бегут. Но у многих другие глаза — померкшие, странно-безразличные ко всему, словно глаза умерших демонов. Жадные липкие руки, тянущиеся к соку, к пиву, к аромату, к еде. И каменные лица выходящих из огромных машин последних марок. Идущих в уходящие в небо банки. Казалось, можно было купить даже это высокое и холодное небо над Манхэттеном и чек уже лежал в банке. Но это небо мстило, вселяясь своим холодом внутрь людей. Манекены в магазинах странно походили на живых прохожих, и Андрей вздрагивал, не имея возможности отличить…ОсобенностиВ оформлении обложки использована работа художника Виктора Пивоварова «Автопортрет» из цикла «Гротески», 2007 г.

Юрий Витальевич Мамлеев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное