Скитники

Сегодня выдался один из таких дней. Тайга нежилась в летней истоме. Мичман, насторожив самострелы на оленьих тропах в верховьях ключа Студеного, возвращался в монастырь. С Лешаком они договорились, что тот будет промышлять понизу. Старика это устраивало — подниматься вверх, к истоку ключа, ему уже было в тягость.

Шел мичман по дну распадка среди угрюмых елей, а перед его глазами неотступно стоял завораживающий блеск невиданных сокровищ. Как ни старался он избавиться от навязчивого видения, эта картина беспрестанно всплывала в памяти.

Дело в том, что вчера дед не утерпел и показал «академикам» свои богатства, хранящиеся в закрытой на замок келье рядом с трапезной. Того давно терзало желание похвалиться. Хотелось чтобы хоть кто-то по достоинству оценил то, чем владеет сын бедняка из Орловской губернии.

«Чего таиться? Покажу-ка своим приживальцам, а то неровен час помру — какой тогда от всего этого прок», — отбросил старик сомнения и не пожалел, что открылся. Наблюдая, как округлялись глаза «академиков» при виде бочонков, заполненных драгоценностями, мешочков с хрусткой рыжухой, чисто вымытых самородков, сваленных прямо на пол, он получил редкое, неизъяснимое наслаждение. Быть может, именно ради таких сладостных минут и стяжают люди богатства?!

Мичман, оторопевший от детской доверчивости старика, не сдержался, спросил в лоб:

— А не боитесь, что мы вас ограбим? Вы ведь совсем не знаете нас.

— Дык я, сынок, давно свое отбоялся. И не дано нам знать, как лучше: так али эдак? Как душа попросила, так и поступил…

Увиденные сокровища не давали теперь мореходу покоя.

«Зачем такое богатство деду? Он им не пользуется и пользоваться не будет. А на такое количество золота можно закупить столько оружия, что хватит вооружить целую армию и изгнать большевиков из Охотска и Аяна. Объявить все побережье свободной зоной. Предоставить всем государствам Тихоокеанской акватории право беспошлинной торговли, а они обеспечат нашей территории, назовем ее Новой Россией, международное признание. Правительство из истинных патриотов создаст такие условия для жизни, что и остальные российские территории сметут большевиков», — мечтал он.

Сама мысль о том, что он может стать спасителем Отечества и даже, быть может, членом правительства, наполнила Темного чувством исторической значимости и высокого предназначения. Но вскоре их сменили более приземленные мысли: «Еще неизвестно, чем военная операция завершится. Большевики нашлют войск и перестреляют всех. Уж если такие командиры, как Пепеляев, потерпели крах, куда нам тягаться — плетью обуха не перешибешь. Да и вообще, большой вопрос — доставят ли оружие? Американцы, шельмы, опять могут надуть… При таких деньгах лучше просто купить шхуну и уйти хоть в Японию, хоть в Америку, хоть в Австралию и основать там русскую колонию. Денег на все хватит».

Вечером мичман осторожно поделился своими мыслями с сослуживцами. Идею бескровной, мирной экспроприации сокровищ старика осторожно, с поправкой «не больше половины», поддержали братья Овечкины. Остальные промолчали, а штабс-капитан сказал:

— Угомонись, голубчик. Все это уже было!

Неуемный Лешак вернулся в монастырь последним, уже в сумерках. Нащепал от сухого полена лучины и запалив в железном светце пару, устало сел на скамью. Ротмистр тем временем взбодрил самовар и, когда «пузач» напряженно забурлил, разлил всем травяной чай. Первому — старику.

Тот тяжело поднялся, сходил в кладовую и принес туесок меду.

— Угощайтесь! Чай с медом больно хорош с устатку и для сугреву. Назяб я седни.

— Что ж вы, почтенный, так долго? В вашем возрасте поберечься бы надо, — попенял деду Суворов.

Польщенный заботой Лешак заерзал на скамье и, наконец, хитро прищурившись, достал из-за пазухи тряпицу. Торжественно развернул: на стол глухо брякнулся кусок желтого металла.

— Вот это да! — не удержались постояльцы.

Лешак залоснился от радости. Он вновь испытал сладостную истому от своей значимости:

— Подфартило малость. Што долго? Дак алкал ишо назолотарить. Така уж натура, прах ее побери. Озябши, а все бутарю. — И, смакуя маленькими глотками чай, добавил: — Буря, кажись, идет. На дворе чьи-то портки сохнут, сымите, а я пойду. Штой-то ко сну клонит, силенка и впрямь уж не та… умаялси. — И уже в дверях: — О, вспомнил! Днесь сон чудной видел. Будто лежит кто-то на полатях в белом одеянии. Меня увидел, поднялся навстречь и молвит: «Ложись, а я тебя охранять стану». Што б то значило?

Старик удалился, и вопрос повис в воздухе. Офицеры глянули на Темного, но промолчали. Мичман слегка покраснел, отвел в сторону глаза…

ВОЗРОЖДЕНИЕ