Скитники

Ураганный ветер, атакуя монастырь, всю ночь бился о стены, сложенные из дикого камня. Яростные шквалы, казалось, вот-вот вышибут из них староверческий дух. Но древнее строение стояло не шелохнувшись. Лишь могучий кедр во дворе слегка постанывал, отмахиваясь ветвями-лапами. А ветер все не унимался, сатанел. Не выдержав его напора, с треском переломилась высокая береза подле ворот. Падая, она попыталась опереться на соседку, но гибкие ветви только шумно проскользили по стволу. Сколько подобных бурь и гроз пережила белокорая красавица, и вот лежит, поверженная, на земле.

Умаявшись от потуг, ураган к рассвету успокоился. Пойму накрыла серая вуаль мороси. Воцарилась оглушительная тишина. Ни одна травка, ни один листочек не шелохнутся в сеющей влаге.

В эту непогодь обитатели монастыря почти весь день провели в трапезной. В основном сидели у самовара, гоняли чаи из таежных трав. Любопытный Лешак все выспрашивал постояльцев про революцию и про войну, о которых имел представление лишь по отрывочным и зачастую искаженным слухам.

— Ну, мужичье дружка с дружкой испокон веку машутся. Но откель таки нашлись, что царевых дочушек и мальца хворого постреляли? Таких и мужиками-то назвать не можно. Што за помрачение тако с народом стряслось? — пытал дед. — Мне таперича даже помыслить не можно, штоб в Рассею возвернуться. Така одичалость там.

— Милостивый сударь, во-первых, простите нас, Христа ради, солгали мы про экспедицию, — неожиданно для всех вдруг повинился есаул Суворов. — Мы офицеры царской армии.

Старик удовлетворенно хмыкнул:

— Я ить сразу смекнул — брешете.

Ошарашенные белогвардейцы переглянулись.

— Поверьте, мы не из дурных побуждений. Побоялись сразу открыться незнакомому человеку.

— Ладно, то дело прошлое. Вы днесь вразумите меня откель тако безумство в Рассее?

— Если обратиться к истории, то примеров, когда в борьбе за власть королей и царей убивали не счесть. Но чтоб царствующую фамилию подчистую уничтожить — такого не припомню. Подобную жестокость к уже поверженному противнику невозможно ни понять, ни объяснить. Мы и сами не можем взять в толк, что же такое случилось с нашим народом, — стал объяснять штабс-капитан Тиньков. — Но как правил царь-батюшка, как воспитывал своих подданных, так народ и отплатил ему. У мудрого, справедливого родителя дети родителя почитают. Что это за правитель, у которого в военное время шпионы разгуливают по столицам, а ватага пьяных матросов перевороты совершает? Но Николаю было не до этих пустяков! Сначала развязал позорно проигранную войну с японцем. Потом ввязался в баталию с германцем. Люди устали от бессмысленных потерь и унизительных поражений, озверели от голода и лишений. Вот и пошло — поехало. — Николай Игнатьевич с болью махнул рукой.

— Декреты большевиков о мире и земле стали теми гранатами, которые взорвали, и окончательно деморализовали армию, склонили ее к красным. Солдаты ринулись домой, чтобы поспеть на дележку помещичьих земель. Офицеров, призывающих к верности присяге, убивали. Надо отдать красным должное — очень точно все рассчитали, а мы все медлили, выжидали. Надеялись, что все как-нибудь само собой образуется!

— Господа, не забывайте, что во время смуты начинает действовать закон толпы, — обронил ротмистр.

Лешак, и так мало что понимавший в мудреных рассуждениях офицеров, робко спросил:

— Какой такой закон?

— Это когда сама по себе добропорядочная, законопослушная личность, оказавшись в толпе, вопреки своей воле, делает то же, что и толпа, управляемая заводилой. Человек как бы теряет свое я, и если зачинщик призывает к бунту — бунтует, хотя до этого и не собирался.

— Эт верно — куды баран, туды и овцы сломя головы.

— Что удивительно на Руси все происходит вопреки здравому смыслу и логике. Если обстоятельства говорят о грядущем процветании, жди катаклизмов и разрухи. Столыпин вон как экономику поднял! Страна так резко в гору пошла, что весь мир изумился. А сильные державы, испугавшись, помогли бардак у нас устроить. Мы имели самый крупный в мире золотой запас, а кончилось все катастрофой, — с болью в голосе, пробасил штабс-капитан Тиньков.

— Я все удивляюсь, как такая малочисленная партия сумела победить! — вступил в разговор молчавший до того юнкер.

— Да очень просто — посулили народу надежду на лучшую жизнь, и он пошел за ней. Не зря говорят: «надежда — золото бедных», — пояснил ротмистр.

— Ох и времечко, в голове не поместишь, — вздохнул Лешак. — Однакось и новая власть не на те полозья сани поставила. Кудысь она прикатит, коли повелевать стали самые нерадивые? Тунгусы вон сказывали, што у них таперича главный Тутумэ. А он всю жисть токо спал да ребяток делал.

— Для большевиков как раз такие люди самая надежная опора, — сказал штабс-капитан. — Бедняк, не имевший ничего и вдруг получивший власть, всегда будет за нее горой.

Слово за слово, время подоспело к обеду. Братья Овечкины, сами любившие поесть, оказались неплохими кашеварами.