Читаем Скитники полностью

Пели на два голоса и очень протяжно: каждое «Господи, помилуй» длилось не меньше двух-трех минут. Над густым баритоном есаула, взлетая ввысь, трепетали чистые дисканты близнецов. Слова как бы утрачивали свою самоценность — возникало чувство, что это души собравшихся славят Бога, и в этой абсолютной радости и трепетной любви одних только слов было уже недостаточно. Красивые завораживающие звуки молитвенного пения, переплетаясь, возносились к высокому потолку и летели к небу. Люди растворялись в этих волшебных колебаниях воздуха и вместе со словами молитвы устремлялись к Престолу Творца.

Хотя многогласие являлось нарушением принятого в скиту одногласного пения в унисон, красота божественного пения так тронула Корнея, что на глазах непроизвольно выступили слезы. Вспомнились слова деда Никодима: «Петь во время службы надо так, чтобы слова завораживали слух, а содержащаяся в молитве истина сама проникала в сердце».

Вечерня завершилась литией, затем началась полунощница, перешедшая в утреню. Шестопсалмие читалось уже по книге — не успели выучить на память.

К утру стала давить усталость. Кое-кто сел на боковую скамью. Только Антон со старцем да есаул Суворов стояли и пели до тех пор, пока первый солнечный луч из узкого восточного оконца не озарил помещение. Прозвучали слова: «Слава Тебе, показавшему нам свет. Аминь.» и служба завершилась.

Ночь закончилась, начался день. Спать не хотелось. Все чудилось, будто вокруг продолжает звучать и давать силы божественное песнопение.

* * *

Вернувшись в скит, Корней поведал наставнику о том, что Лешак жив-здоров и, Божьей милости сподобившись, богоугодные дела вершит: праведником стал, артель с пришлыми грамотно организовал.

— Вот уж воистину — велика сила человека, возлюбившего Творца, — подивился неожиданной вести и Григорий.

— У них там этакие перемены! Не вразум даже, как столь малым числом сумели их свершить. И Лешак так ловко пришлыми управляется — не командует вроде, а они с полуслова его понимают и слушают. Хотя, по всему видать, народ дюже породистый и с норовом.

— В том и секрет, что надобно помене управлять и самому жить по совести. Тогда люди следом и потянутся.

— Замыслили они лечебницу открыть, а в прошлый год зимняя школа для эвенкийских детишек уже работала. А еще — не поверите, большое стремление имеют староверческий монастырь восстановить, чтобы все как прежде стало. И Лешак все злато, что за эти годы намыл, на сие богоугодное дело кладет.

— Многомудрое решение: кто смог отказаться от излишеств, тот предостерегся от лишений. Ведь само по себе богатство не приносит счастья, ибо счастье и Божью благодать в полной мере можно ощутить, только делясь с другими. Это то же самое, когда ты один любуешься на что-либо — это не полное счастье, а когда рядом с тобой любуется еще кто-то и ты можешь ему сказать — посмотри, какая красота! — вот это истинное, полной меры счастье. Ибо, складываясь вместе, чувства каждого становятся сильнее и глубже.

Весть про брата Корней берег напоследок. Завершив повествование о монастырских делах, он произнес нарочито равнодушным тоном:

— И лично для вас новость есть.

— Говори.

— Нашел я в монастыре одну вашу давнюю потерю.

— Так я там вроде ничего не терял.

— Брата вашего, Николая, нашел!

— Как ты мог его найти в монастыре, в наших краях, когда он в Гражданскую под Читой сгинул? Я тогда еще в Иркутске преподавал.

— А вот нашел! Жив-здоров ваш брат. Он тоже вас считал погибшим.

— Вот те на! — Григорий даже сел на лавку от изумления. — Не зря мне метилось, что он рядом где-то. Смотри-ка, и на самом деле близко оказался.

— Брат с вами свидеться хочет. Остальные исповедаться желают, а Лешак в первую очередь. Посему очень просят вас не отказать, прийти. Хотят так же получить ваше благословение для восстановления монастыря и миропомазание их в истинную веру.

— В таком святом деле отказа не будет. Слава Богу, потихоньку прозрение приходит и жизнь на старину поворачивает, — возрадовался наставник.

— Есть, отец Григорий, у них еще одна нерешенная проблема: мечтают о семьях, хотели бы после переправы наших девчат сосватать.

— Тоже похвально! Нынче на выданье пять девок да трое на подходе, а парней нехватка. Кто-то в вековухах[112] останется. Так что нам прямой резон породниться. Тем паче, что женихи дальние, а свежая кровь ой как нужна. Вместе к ним пойдем. Исповедаю, совершу миропомазание, а там и в скит можно пригласить на смотрины.

— Когда думаете отправиться?

— Откладывать не будем. Растянешь дело — снег ляжет. Да и брата поскорей увидеть хочется. Готовься через два дня на третий.

Духовник хоть и крепкий был мужчина, но Корней опасался, что одолеть дорогу до монастыря пешим ходом ему будет тяжеловато. Поэтому, по совету Дарьи, убедил Григория ехать на оронах[113]. Пригнанные много лет назад из стойбища Агирчи, они так и держались в окрестностях скита. За это время разросшееся стадо изрядно одичало, но людей подпускало и оседлать их при необходимости удавалось.

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза