Читаем Скитники полностью

Подъем оказался необычайно крутым и сложным. А ведь приходилось еще нести увесистые заготовки для постройки пирамиды. Попотеть пришлось изрядно. К тому же из-за непогоды на вершине опять пришлось две ночи дежурить — караулить звезды. Внизу тепло, но донимают оводы. Наверху оводов нет, но до костей продувает холодный ветер. Хороший костер не разложишь: дров в обрез, только те, что подняли с собой. Но никто не роптал — знали: когда, усталые, спустятся вниз, их встретит жаркий костер, а чай, который нальют им товарищи, будет самым вкусным на всем белом свете. Ведь только выложившись до предела, можно в полной мере оценить такие, казалось бы, малозначительные в обыденной жизни радости.

* * *

По календарю еще лето, но в эти края по ночам уже наведывалась осень. Речки задышали знобким холодком. Склоны испятнали яркие, сочные мазки. В прозрачном воздухе гребни гор проступали столь четко и рельефно, что казалось, будто они придвинулись. Высокий небосвод заливала густая синева, а ночью звезды на нем сияли так, будто их начистили меховой рукавицей.

Давно смолкли пернатые. Лишь гортанные крики первых стай диких гусей и трубная, далеко разносившаяся по поднебесью, перекличка журавлей, гонимых северным ветром в теплые страны, рвали душу. Одни лебеди пролетали молча, важно. В тяжелых, затяжных взмахах их крыльев — царственное величие.

Тайга, запасаясь семенами следующей жизни, замерла, удивленная своей невероятной, недолгой красотой — пройдет три-четыре недели и это великолепие исчезнет — все покорится зиме. Земля и небо сольются в метельных хороводах в один цвет.

По утрам на берегах речек и озер мелкой солью уже высыпала изморозь. Люди задумывались о скоротечности всего хорошего: пролетит короткое бабье лето и на смену явится бесконечно длинная студеная зима. Опять надо забираться в тяжелые одежды, жечь горы дров.

На высокогорных полянах, покрытых сизым ковром голубики, вовсю жировали глухари; отъедались с утра до вечера, готовились к зиме медведи. В предгорьях, на кровавой бруснике и кедровом стланике, кишели непуганые стаи краснобровых куропаток. Когда караван приближался к ним, старшая резко вскрикивала, но соплеменницы продолжали столоваться, как ни в чем не бывало. И начинали нехотя, вразвалку отбегать, лишь когда олени подходили совсем близко.

— Братцы, шабаш, встаем на ночевку, — скомандовал наконец начальник партии.

— Пошли мало-мало вперед, — попросил его проводник. — Мяса надо.

— При чем тут мясо?

— Эта поляна много грибов. Сохатый грибы любит. Засаду делать буду.

Изосиму не пришлось долго уговаривать Бюэна взять его с собой. Сели так, чтобы подошедший зверь оказался напротив испятнанного лика луны — так вернее целиться. Ветер торопил тучи, обнажая испещренные серебристыми искорками черное небо.

Что-то зашумело. Среди деревьев во тьме замелькали огоньки. Они быстро пересекли поляну и углубились в лес. Охотники чувствовали, что вокруг что-то происходит. В воздухе запахло опасностью. Но потихоньку необъяснимая напряженность рассеялась.

Бык появился на дальнем краю поляны с редкими деревьями поздно, под самое утро, когда охотники уже потеряли надежду. Зато какой — натуральный великан пудов под сорок! Однако для верного выстрела зверь находился далековато.

Медленно двигаясь, лось поедал крепкие белые грибы, обходя червивые. Насытившись, поднял украшенную двумя мощными лопатами рогов голову, вытянул шею и коротко мыкнул. Мыкнул не во всю мощь, а сипло, будто горло прочищал. Потом, всхрапывая от переполнявшего ожидания схватки с воображаемым соперником, принялся бить копытом тонную яму. Накалившись страстью, простонал протяжно, что было силы.

Из противоположного распадка откликнулись на вызов. Через несколько минут до охотников донесся треск ветвей и они увидели, что к «трубачу» выбежал соперник. Сближаясь, они нацелили друг на друга рога и забили в ярости копытами.

— Драться будут, — прошептал Бюэн.

Но произошло нечто странное: животные стали… танцевать, высоко подпрыгивая и одновременно разворачиваясь в воздухе так легко и свободно, как будто они не громадные звери, а невесомые беззаботные пташки.

— Стреляй, я не могу, — прошептал проводник.

— Жалко, дядя Бюэн.

— Ладно, давай смотреть, — одобрил он.

Возвращались охотники без добычи, но на их души легла радость от того, что видели и, слава богу, не порушили такую идиллию. Внезапно предрассветную тишину пронзил резкий, полный ужаса крик косули. Оборвавшись на высокой ноте, он покатился по распадкам. Через несколько секунд крик повторился, но потише и приглушенней. Свернув, охотники увидели олененка, скорчившегося среди залитых кровью камней. Мелкая дрожь волнила светло-коричневую шерсть на боку. Рядом лежал волк и лениво слизывал кровь, пульсирующей струйкой вытекавшую из шеи жертвы.

Изосим вскинул было ружье, но Бюэн остановил:

— Пусть ест. Это его добыча.

* * *

Обследованием дикого края, раскинувшегося на многие сотни километров, одновременно занималось несколько отрядов Якутско-Алданской экспедиции, в том числе и геологических. Где-то в конце июля в одном из них произошло серьезное ЧП.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза