Читаем Скитники полностью

Если Светлана замечала, что Корней приуныл, она слегка заигрывала с ним, и он опять терпеливо ждал, когда его страстное мужское желанье исполнится. Но вечером она всегда была неприступна и, нисколько не теряясь от жадного взгляда Корнея, все сводила к разговорам о предстоящей экспедиции, уверяя, что остались формальности и надо чуток потерпеть. Корней верил и ждал, не подозревая, что Светлана на самом деле ничего не предпринимала. Она намеренно тянула с вылетом в поле для продолжения работ, начатых трагически погибшей партией. Ждала возвращения начальника Алданской экспедиции из областной больницы, с тем чтобы поменять указанный в полевом задании район работ на Впадину, где ее ждет (а она в этом была абсолютно уверена) всесоюзная слава первооткрывателя крупного месторождения золота.

Выходить из дома старовер остерегался — на улице он чувствовал себя чужестранцем, не понимающим ни языка, ни местных обычаев. Ему порой казалось, что прохожие смеются над ним. Даже когда спускался в сарай за дровами, он не решался перемолвиться словом с соседями.

Ему было очевидно, что антихрист в городе силен и успешно растит свое войско. Народ здесь был неприветливый, черствый. В разговорах словеса непотребные. И уж совсем пал духом Корней после ограбления. А дело было так.

Как-то днем постучали в дверь. Открыв ее, увидел двух женщин, одетых в тряпье.

— Подайте Христа ради погорельцам, — жалостливо запричитали они.

— Да я сам тута в гостях.

— Так хоть хлебушка. С голоду круги перед глазами. Молока грудничку не достает.

— Погодите, погодите, я мигом.

Корней пошел на кухню и вынес весь хлеб, что был в ящике.

Через день Светлана поинтересовалась:

— Лесовичок, ты не убирал мою каракулевую шапку из коридора?

— Нет, а что?

— Странно, она тут на рогах косули висела.

— Ужели погорелицы взяли?

— Какие погорельцы?

— Да приходили вчерась, хлебушка просили.

— Все ясно! Эх ты, простофиля!

— До чего же обманный у вас народ. У нас двери отродясь не запирают, а чужое взять и помыслить не можно. Как в таком обмане живете? Эх, тошно мне в твоем городе, — не утерпел Корней. — Прямо чувствую, как этот многоглазый поганец вгрызается в мою душу, иссушает ее. Сердце щемит, назад в тайгу зовет. Там простор, воля. Там все понятно. Голос леса и ручья куда приятней голосов из твоей сатанинской тарелки… Уеду, невмоготу тута.

Светлана перепугалась, что может остаться без надежного проводника, а при поиске месторождения без него не обойтись. Она постаралась улыбнуться как можно ласковей.

— Успокойся, Лесовичок. Попервости всем в городе так тяжко. Я и сама, когда в горный институт в Ленинграде поступила, ой-ой как настрадалась. Думала бросить, уехать обратно в деревню, да самолюбие не позволило. А потом потихоньку пообвыклась, притерлась.

— Я не притрусь! Душа рвется в тайгу! Тама костерик зажжешь, на мохову подстилку ляжешь, и так хорошо, прям Божья благодать. Вы хоть и считаете нас обомшелыми да дремучими, но жизнь наша зело лучше и праведней.

Только оказавшись в городе, Корней осознал, что именно принадлежность к небольшой, но дружной и стойкой общине хранила его душевный покой и давала силы. Под влиянием необъяснимого наваждения он покинул ее и теперь ему не на кого опереться, не с кем посоветоваться. Возвратиться? Но какая-то неподвластная ему сатанинская сила подавляла волю, держала его крепко-накрепко.

* * *

Светлана по-прежнему целыми днями пропадала на базе экспедиции. С присущей ей тщательностью готовилась к полевому сезону.

Когда отлеживалась в доме Елисея, чтобы скрасить вынужденное затворничество, она решила написать план работы и села за столик. Ее внимание привлекла тетрадь с замусоленной, почти черной от копоти обложкой, лежащая на столешнице. Разобрать текст, написанный старославянскими каракулями, она не смогла. Но схема на одной из ее страниц что-то напоминала. Приглядевшись, сообразила, что это карта. Один участок речки был обведен довольно большим кружком, внутри которого написано «злато». Не веря своей удаче, она аккуратно вырвала этот листок и сунула между бумаг в планшетку.

Позже, связав воедино простодушное признание Корнея о том, что они собирают самородки, и эту надпись, Светлана пришла к выводу, что этой меткой обозначена залежь рудного золота.

* * *

Слушая рассказ любимой ученицы, начальник экспедиции Деев Валерий Геннадьевич, или, как любовно величали его — Дед, все поглядывал на замусоленный листок с многозначительной надписью и потирал руки. Профессиональная интуиция подсказывала, что там их ожидает удача.

— Можешь не продолжать, убедила. Что от меня требуется?

— Разрешение на смену участка работы. Если согласны, я готова со своим отрядом вылететь хоть завтра. Люди у меня проверенные, опытные. Все в штате. Только проводника осталось оформить — он из тамошних.

— Что еще?

— Пару ящиков толовых шашек и хорошо бы закрепить за нашим отрядом постоянного пилота. Чванов там уже был, может, его и дадите? Думаю, в сентябре обследование завершим, а может, и первую партию золота к отправке подготовим.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза