Дальше высились громады черных хребтов, похожих на застывший вал грозовых туч. Дубов глядел на них без тревоги. Даже, напротив, — с интересом. Хотелось, забыв обо всем, стать птицей и улететь туда, сесть на вершину самого высокого пика и, охватив взором бугристые швы хребтов, узорчатую вязь долин, увидеть то, что скрыто от медленно ползущего по лесу обоза.
Внезапно тишину нарушила дробь пулеметных очередей и шквал беспорядочной стрельбы. Колонна встала. Лошади беспокойно запрядали ушами. Казаки напряженно вслушивались и, с тревогой осматриваясь, то и дело бросали вопросительные взгляды на ротмистра.
Тот спешился, успокаивающе погладил норовистую кобылу по лоснящейся, коричневого цвета шее, снял фуражку с белой офицерской кокардой и, вытирая платком, пропахшим конским духом, капельки пота с громадной лысины, охваченной пушистым венчиком золотистых волос, пошел к крытой повозке. Здесь надел фуражку, зачем-то спустил на подбородок ремешок, расправил широкие, немного вислые плечи и, вытянувшись по стойке смирно, обратился к начальнику штаба — подполковнику Лосеву Олегу Федоровичу, оказавшемуся в обозе по причине внезапной лихорадки. Выслушав его распоряжения, вскочил на кобылу и сверху вполголоса скомандовал:
— Слушай приказ начальника штаба. Сворачиваем на террасу. Ехать по одной колее, след в след. Морды лошадям стянуть, чтоб не ржали, не курить, не разговаривать!
Когда с тракта съехала в лес последняя подвода, ротмистр с Шалым, пятясь, присыпали следы от колес трухой из листьев и травы. Проделали они это столь искусно и тщательно, что уже и самим не разобрать было, где же проехали телеги.
Сгрудившись за каменным развалом, отряд томительно ожидал — что дальше? Пальба прекратилась и установилась такая тишина, что было слышно позвякивание конской сбруи и чмокание жеребенка, припавшего к вымени матери.
Тут уже сам Лосев, собравшийся перед опасностью словно тугая пружина, встал на передок повозки и оглядел всех цепким ястребиным взглядом. Обветренное, безукоризненно выбритое лицо подполковника, со сталистыми, слегка навыкате глазами, высоким лбом, острым с горбинкой носом и тонкими губами, опаленное десятками сражений; напряженная осанка, скупые и точные, несмотря на болезнь, движения выдавали в офицере твердого и бесстрашного воина. На нем была подбитая беличьим мехом и крытая тонким сукном защитного цвета бекеша с серым каракулевым воротником. На ногах хромовые сапоги.
Слегка приглушив голос, он распорядился выставить дозоры, а самых опытных следопытов, Дубова и Шалого, отправил в разведку.
Потянулись бесконечно длинные минуты томительного ожидания. Всякий раз, когда от порывов ветра начинала перепуганно лепетать листва, люди настораживались и до звона в ушах вслушивались в доносившиеся звуки.
— Ку-ку, ку-ку, ку-ку (не стреляй, свои), — подала наконец парольный голос «кукушка».
— Ку-ку, ку (понял, проходи), — ответила другая.
Из густого ельника вышло пять человек. Впереди казаки, за ними — трое офицеров. Старший по званию, штабс-капитан Тиньков Николай Игнатьевич, загорелый, довольно высокий, с гвардейской выправкой, в кителе с изрядно потускневшими золотыми погонами, со скрученной бледно-серой шинелью через плечо, подойдя к Лосеву, резко вскинул руку к козырьку:
— Здравия желаю, господин подполковник! Разрешите доложить, — густым рокочущим басом обратился он.
— Докладывайте, только потише.
— При подходе к Караульному камню попали в засаду. Красные фланговым огнем из пулеметов всех положили на поляне. Я, мичман и юнкер[76] успели укрыться за буреломом. Поднимаясь в горы, встретились с разведчиками.
— Как, много красных?
— Точно сказать затрудняюсь. Судя по плотности огня, человек сорок.
— Так, нас восемнадцать… Маловато… Что с полковником Степановым? Убит?
— Убит. По нему первому и били.
— Жаль… — Лосев снял фуражку, стиснул кулак так, что пальцы побелели.
— Простите, господин подполковник, забыл доложить. Казак Дубов видел среди красных Хохлова — денщика полковника.
Лосев нахмурился:
— Вот паскуда! А врал, будто занедужил. Теперь ясно, почему поджидали и постреляли, как щенят слепых… Сие в корне меняет дело… Хохлов ведь знает, что следом идет обоз с провиантом и боеприпасами — сам подводы собирал… Ситуация непростая, а действовать надо быстро. Вижу два варианта. Первый — возвращаемся в Охотск, а там по обстановке. Второй — спускаемся по ключу к речке Юдома и по ней сплавляемся до Аянского[77] тракта. Там ожидаем группировку генерала Пепеляева. А у вас, штабс-капитан, какие соображения?
— Возвращаться — позорно. Полагаю, вариант с Юдомой оптимальный.
— Я тоже склоняюсь к нему — Юдома рядом. Если поднажать, на Аянский тракт дней за пятнадцать выберемся. Но уйти, не отомстив за товарищей, — постыдно для офицера.
— Оно, конечно, так, однако ж силенок у нас маловато…