Скитники

— Кабы еще шибче не закупорило. Пришла беда — отворяй ворота, — опасливо поглядывая наверх, промолвил Матвей, отряхиваясь от воды.

— Да туточки, паря, все наоборот. — Ворота-то как раз закрыли, — пошутил стоявший рядом Демьян, но его шутку никто не поддержал — вода прибывала на глазах. Мужики заторопились обратно.

* * *

Выслушав Корнея, обеспокоенный наставник отложил лестовку[69]:

— Эка напасть! — сокрушенно вздохнул он. — Что делать будем? Может, собор созвать?

— На собор времени нет. Да и сколь ни бей языком о кремень — огня не будет. Вода того и гляди в скит зайдет! Пока не поздно, надобно дома разбирать и на верхний уступ переносить, либо еще чего измыслить. Вон моя Дарья предложила выйти всем миром да попробовать раскопать тот завал.

— А что, дело говорит! Какой он высоты?

— Саженей пять-шесть с дальнего края. А ближе к склону, пожалуй, все восемь будет.

— Не шутейная работа, но как говорят: глаза боятся, руки делают. Сзывай народ, помолимся и, не мешкая, выйдем.

* * *

Вскоре все работоспособное население скита — сорок семь душ — шло к Воротам. Становище разбивали уже в сумерках неподалеку от плотины. Тщательно обследовав завал, установили, что основанием ему служит отколовшийся скальный монолит, легший точно поперек русла, не достигнув, к счастью, противоположной стенки. Там завал состоял из спрессованной мешанины осадочных пород. Было очевидно, что копать траншею возможно только на этом участке.

На следующий день, как только солнечный луч поцеловал вершины окружавших Впадину гор и те благодарно просияли, скитники дружно принялись грузить землю в корзины, сплетенные из тальника, выковыривать из грунта камни, переносить их на противоположный от водоема край плотины и сбрасывать вниз. Чтобы поменьше докучало комарье и слепни, разложили несколько дымокуров. Наплывавшие волны ветра подбирали сизые клубы и разносили по завалу. Люди кашляли, глаза слезились, но все терпели.

Поначалу дело шло медленно. Скучившись в беспорядочную толпу, больше мешали друг другу. Сметливая Дарья предложила выстроиться в две цепочки. Работа сразу заспорилась. Раскоп ширился и углублялся с каждым часом.

Чем ниже опускалось его дно, тем тяжелее дышалось землекопам — не хватало воздуха. Взопревшие мужики поснимали с себя рубахи-косоворотки и штаны — остались только тельные пояски[70] и подштанники. Пытаясь поднять обкопанную глыбу, Демьян так напрягся, что они лопнули в самом неподходящем месте. Мужики застонали от хохота, а смущенные женщины густо покраснели и стыдливо отвернулись.

— Чего скалитесь, кони стоялые? Яйца не видели? Подсобили б лучше, — огрызнулся Демьян.

Этот конфуз махом приподнял настроение притомившимся людям. Работать стало легче и веселей.

За три дня удалось прокопать довольно глубокую канаву — не менее четырех саженей. Дальше не получалось: нижние камни вмяло в грунт столь плотно, что, как ни старались, не могли их даже пошевелить.

Вода все это время поднималась и уже наутро, после завершения работ, она, курчавясь мелкими воронками, хлынула в рукотворный канал.

Затопление прекратилось. К этому моменту западная оконечность Впадины почти вся оказалась под водой. Наставник, работавший наравне с братией, тут же на плотине, радостно целуя землю, воспел псалом благодарения Спасу и матери его Пресвятой Богородице. После этого все помылись в речке и отслужили молебен с земными метаниями[71]. Люди ликовали. Еще бы — спасли скит!

Корней обнял Дарью:

— Какая ты у меня умница!

Женщина просияла и легонько прижалась к мужу. Уже тринадцать лет, как живут они вместе. Дарья с годами хоть слегка и пополнела, красоты не утратила. Спина прямая, шея лебединая, подбородок держит высоко. Всех восхищала ее царственная осанка, изящный поворот головы, а в особенности походка. Ходила Дарья не так, как другие. Она как бы несла себя ровно, неспешно. При этом никакой надменности или высокомерия. Со всеми была простой и приветливой, никогда не чуралась работы, даже самой грязной и тяжелой.

* * *

Уже в следующую весну на богатом кормами мелководье, усыпанном множеством островков, устроили гнездовья сотни гусей и уток. Воздух звенел от их надсадных криков до тех пор, пока птицы не сели высиживать потомство.

В середине лета, когда у гусей началась смена пера — линька, их брали голыми руками. Тут не зевай — коли успеет гусь выправить перо, он уже не твой. Двигаясь цепью и крича во всю мочь, скитники загоняли их в заранее расставленные сети. Таким способом удавалось заготовить столько гусаков, что их хватало на долгую зиму.

Не сразу, по прошествии трех лет, водоем закишел рыбой.

— Славны дела твои, Господи! — восхваляли люди Создателя за щедрость и корили себя за умственную скудость, не позволившую сразу оценить, какие достоинства таило в себе рождение «моря».

А еще через год уровень воды стал постепенно понижаться и за лето упал на полторы сажени. К счастью, это не повлияло на численность птицы и рыбы. Их развелось к тому времени столько, что хватило бы прокормить не один десяток таких скитов.