Скитники

Промышлять круторогов на безлесых гольцах было сложно — открытые склоны просматривались насквозь. Но и тут вскоре подфартило: выслеживая баранов, ротмистр Пастухов обнаружил солонец. Он оказался совсем близко — всего в двух верстах от гарнизона. Глинистая, темно-серая почва была сплошь истоптана копытцами животных. С той поры один — два барана по мере необходимости регулярно «перекочевывали» в гарнизонный ледник, устроенный на затененном склоне в вечной мерзлоте.

* * *

Однообразная, замкнутая жизнь, лишенная событий и впечатлений, состояла из дней, как две капли воды, похожих друг на друга. Некоторое разнообразие вносили лишь перемены в погоде, охота на зверя, а особенно приход торговца. Такие дни запоминались и оставались в памяти длинными, почти как в детстве.

В какой-то степени разнообразили житье-бытье и вечерние задушевные разговоры, начинавшиеся, как правило, сразу после трапезы. Они сближали отрезанных от мира людей и позволяли им почувствовать себя частицей пусть небольшого, но крепкого сообщества.

В такие вечера люди не только вспоминали о прожитом, но и пели полюбившиеся с армии песни, читали стихи. Один поручик редко подключался к общим беседам, но слушал внимательно, а потом уединялся и подолгу что-то писал.

Среди обитателей гарнизона оказался истинный сказитель — Федот Шалый, которого можно было слушать каждый день. От деда, казака-старожильца, он знал много интересных историй про землепроходцев и промышленников, осваивавших Сибирь и нередко ставивших на кон не только свой капитал, но и живот. Кроме того, его память изобиловала разными забавными случаями из жизни местных князьков, оленеводов-кочевников.

Самой же частой темой разговоров были, конечно, до сих пор кровоточащие воспоминания о горьких поражениях и рассуждения — что делать дальше? Здесь позиции разделялись. Одни по-прежнему являлись сторонниками партизанской войны, другие не видели в ней смысла.

Через Василия Сафронова к ним доходили сведения, что в Нелькане и Аяне уже сами коренные жители под предводительством эвенкийских старейшин вместе с остатками неустрашимых белопартизан Артемьева подняли восстание и учредили Тунгусскую республику. Правда просуществовала она всего несколько месяцев и была ликвидирована регулярными частями Красной Армии. Что один из видных якутских большевиков Ксенофонтов, пережив революционную эйфорию и утратив иллюзии, навеянные коммунистическими идеями, организовал мощное антисоветское движение. Его вооруженные формирования взяли под свой контроль почти половину территории области, но и он не смог устоять против переброшенных сюда из Иркутска крупных армейских соединений.

К сожалению, а может, к счастью, в гарнизоне Лосева узнавали об этих событиях с большим опозданием, когда все они были уже в прошлом…

Сегодня подполковник, желая порадовать товарищей, ушедших встречать якута, везущего для них большой груз, уже побывал на солонце и вернулся с добычей.

Сидеть в засаде долго не пришлось — с отрога по курумнику, цокая точеными копытцами по камням, спускался табунок овец с ягнятами. В их компании был единственный баран-трехлетка с довольно крупными, завитыми в кольца, ребристыми рогами. Лосев с интересом наблюдал, с какой жадностью животные набрасывались на глину: их головы буквально исчезали в глубоко вылизанных ямках.

Барашки забавно отмахивались задними ногами от комаров, тучей висящих над ними. В конце концов, не выдержав атак кровососов, животные засеменили наверх, на продуваемые гребни. Замешкавшийся ягненок, привлекая внимание матери, звонко заблеял. Она тут же глухо отозвалась, и Лосев, наконец, вспомнил о цели своего прихода. Метким выстрелом свалил молодого круторога.

Вернувшись в лагерь и разделав с Дубовым тушу, уставший охотник вынул из-за пазухи обтянутую лоснившейся кожей баклагу со спиртом. Встряхнул — много ли? и, отлив в кружку, развел водой. Поднеся ко рту, запрокинул голову и вылил содержимое прямо в глотку. При этом кадык ни разу не шелохнулся, лишь расправилась кожа на худом обветренном лице.

— Ишь, ты! — воскликнул восхищенный Иван, щеря крепкие широкие зубы. — Откель такая сноровка у вашбродь — пьете не глотая?

— Я ж, Ваня, с 1904 года по фронтам. Там всему научат. Мой денщик говаривал: «Вода простор любит. Она не то что глотку, даже горы точит, а глотка что — она ж не каменная». Жаль, погиб нелепо… самурай сонному горло перерезал.

— Да уж! Не приведи Господь таку смертушку принять, ажно мороз по коже, — перекрестился могучий казак.

— Как же ты столько лет воевал, коли смерти боишься?!

— Кто ж ее не боится? — рассудительно отозвался казак. — Чать, все боятся, а я и не жил ведь ишо. Да и любопытственно было знать — что дальше-то будет.