Скитники

— Конечно, интересно узнать, что ожидает, например, Россию… Пожалуй, ты прав: смерти только дурак не боится. Если честно, Ваня, и я боюсь. Но есть такие понятия, как долг, присяга — нарушить их не могу. С кадетов[88] приучен. Обязанность у нас такая — стоять за Отечество верой и правдой. Звания «офицер русской армии» с меня никто не снимал. И мы, Ваня, даст бог, постоим еще за матушку Россию.

— Кто ж против, вашбродь. Мне-то ведь теперича и податься некуда — дом родительский голытьба в отместку сожгла… Да чем только воевать, огнеприпасов-то совсем чуток… Вашбродь, а правду говорят, будто вы с генералом Пепеляевым дружили?

— Да нет. Знакомы хоть и с Германской были, но стать друзьями как-то не довелось. Тем не менее знаю его довольно хорошо. А что тебя это так интересует?

— Сказывали мужики, будто стоящий командир был. Правда али так болтают?

— Верно говорят. Человек он простой, солдат уважал, придерживался кодекса офицерской чести. Никогда не прибегал к такому позорному способу воздействия, как арест. Он видел в этом высшую обиду личности. Строгий, но справедливый командир. Солоно порой от него приходилось. Сам знаешь, в армии, особенно на войне, без дисциплины никак… Командуй он Восточным фронтом — может, и не случилось бы такого сокрушительного разгрома.

И как человек — интересный, глубокий. Мне особенно запомнилось одно его выступление. Я его даже в свой дневник записал. Погоди, сейчас найду… Ага, вот, слушай:

«В своих поступках и решениях я исхожу из того, что мы люди присяги и если мы изменим ей, будет страшный хаос и кровь. А так хочется поменьше крови[89]! Я взялся за оружие исключительно потому, что убежден, что при хозяйничаньи коммунистов народу погибнет больше, чем в организованной борьбе. Моя мечта — создать народно-революционную армию, освободить Сибирь, собрать Всесибирское народное собрание и передать всю власть представителям народа, а дальше — как они сами порешат.

Я ненавижу месть, кровь, стремление к возврату старого режима. Мой идеал — возрождение старорусских вечевых начал, православия, национального достоинства».

— Да, видать по всему, человек с толком, однакось красных не одолел, что-то не срослось… Жаль…

— Не горюй. Война — это тоже работа, а работа любит терпеливых. Всему свое время… Вань, я что-то притомился. Пойду прилягу… Как караван покажется, буди… Так говоришь, страшно умирать? А может, зря мы смерти страшимся? Ведь вся наша жизнь — это дорога к ней. Тело-то оно что — оболочка. Главное — душа. А она бессмертна — без плоти живет. Но хочется и в теле подольше ее удержать, да как? Вот вопрос! — задумчиво сказал Лосев, уходя.

Спустившись в землянку, освещенную двумя масляными светильниками, подполковник зашел в свой огороженный угол и помолился на небольшой трехстворчатый меднолитой складень, потемневший от времени. Устроившись на застеленных шкурами нарах, помассировал бедро в том месте, где покоилась немецкая пуля, укрылся заплатанной бекешей и свернулся по-детски калачиком. Сон не шел. Подполковник, как всегда в таких случаях, открыл в первом попавшемся месте томик Лермонтова и прочел:

Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И, как преступник перед казнью,
Ищу кругом души родной;
Придет ли вестник избавленья,
Цель упований и страстей?
Поведать — что мне Бог готовил,
Зачем так горько прекословил
Надеждам юности моей.

«Как верно сказано! Словно про нас! И откуда у этого юнца такое глубокое понимание жизни?! Писал ведь практически мальчишкой. Эх, жаль, что так рано ушел. Поживи он наравне с Пушкиным, сколько бы еще бессмертных творений создал!.. Что-то ребятки припозднились… Может, Василий донес на нас? Хотя какой ему резон себя подставлять?» — заскакали в голове подполковника беспорядочные мысли…

ПРИИСК «СЛУЧАЙНЫЙ»

Два месяца назад якут, доставив очередной товар, сообщил Лосеву, что его американские друзья из торговой фирмы «Олаф Свенсон» готовы протянуть им руку помощи. На их складах полно оружия и обмундирования, завезенного еще в 1920 году. Американцы хотели бы передать все это людям, способным поднять население на борьбу с большевиками. Они заинтересованы в этом, так как Советы стали препятствовать их прибрежной торговле.

Василий сказал американцам, что он знает отряд офицеров с большим боевым опытом и пообещал переговорить с командиром.

Лосев выслушал купца с интересом, однако готовности возглавить мятеж не проявил. Он прекрасно понимал, что их гарнизон слишком мал для подобной цели. Однако опытный переговорщик Сафронов стал бить на то, что в народе растет недовольство политикой большевиков и очередное восстание неизбежно, но у якутов и тунгусов нет грамотных командиров, потому большие потери неминуемы. Олег Федорович призадумался, решил обсудить предложение с соратниками.

Мичман Темный сразу загорелся: