Скитники

— В любом положительном событии есть отрицательный момент, как, впрочем, и наоборот. Вчера мы восхищались скоростью сплава, а сегодня проклинаем это. Таковы парадоксы жизни. Нет абсолюта — все относительно, — философствовал на ходу поручик.

Чуть выше злосчастного водопада набрели на груду поваленных в беспорядке стволов — все, что осталось от древней постройки. Пытаясь найти что-нибудь полезное, а в их положении полезным могло быть многое, раскидали трухлявые бревна. Порывшись в земле, обнаружили казачью пряжку, пять свинцовых круглых пуль и еще какие-то, до неузнаваемости изъеденные временем, предметы. Потянув за ржавую скобу, сдвинули некое подобие крышки. Под ней лежали рядышком три приличного вида пищали и сабля.

— Выходит, не только мы здесь пострадали, — заметил один из близнецов, — и до нас тут люди горюшка хлебали.

— Господа, это ж исторические раритеты! Прекрасные экспонаты для музея! — поглаживая клинок, восторгался Орлов. — Какая изумительная резьба, какой изящный изгиб у клинка! Столько лет лежит и намека нет на ржавчину! Похоже, сталь булатная. А пищали каковы! С фитильным замком. И стволы с винтовым нарезом. Может, возьмем?

— Вы, что, поручик, умом тронулись? Кто такую тягу понесет? — урезонил есаул. — Вот саблю давайте — вещь полезная.

— Не представляю, как прежде казаки с такими тяжеленными пищалями до Дамского моря ходили. Еще и пушки с ядрами волокли, — продолжал восхищаться Орлов.

— Я тоже об этом подумал. Крепкая все же эта порода — казаки. Даже молоденькие девчонки, что Василий нам привел, сразу сообразили, с кем им спокойней и вернее семью строить, — казачьему сословию предпочтение отдали. Нутром почуяли их надежность и хватку, — вспомнил незаживающую обиду ротмистр Пастухов.

— Кто-то из наших гигантов, кажется, Лев Толстой сказал, что Россию построили казаки. Наверное, в этом большая доля правды, — добавил поручик.

Пока рылись в трухе и разглядывали найденное, продрогли. Ковырнув сучком напоследок, Суворов увидел кончик сморщенного ремня, торчащий из-под толстой лиственничной плахи. Приподняв ее, вытащили покоробившуюся кожаную сумку. В ней лежали хорошо сохранившиеся шило, огниво, дратва, пара свечей и сносного вида плоский берестяной чехол, в котором лежали несколько листков бумаги в коричневых разводах. Один был исписан. Буквы угадывались с трудом, но все же большую часть текста удалось разобрать. Это было письмо сотника по фамилии Серый из Охотского острога Якутскому воеводе.

Сотник докладывал, что вверенные под его начало служилые казаки третий год государево жалованье не получают, а ясачный сбор справно с инородцев собирают и в казну отправляют безо всякой с их стороны шаткости. Что священник Борисов (отец Антоний) с особым рвением приводит в православие местных инородцев, по большей части якутов. Тунгусов помене, зато крестил недавно их князька Катаная. Так что велика надежда, что и они пошибче в Христово лоно пойдут.

Дальше писанного оставалось совсем мало, буквы размыты. Похоже, в этом месте были дата написания и подпись радетельного казака.

— Какие на Руси крепкие и преданные люди прежде жили! Три года жалования не получают, а службу образцово несут, — заметил ротмистр.

— Да, удивительные мужики! — откликнулся, продолжая копаться в трухе, Суворов. — Сколько в этих строках заботы об Отечестве.

— Господин есаул, может, хватит рыться в этом хламе? — спросил мичман, нервно отмахиваясь веткой от комаров.

— Что ты раскомандовался? Я бы на твоем месте вообще помалкивал, — осадил его Суворов, вынимая из древесного мусора медную, позеленевшую от времени, монету. Потерев ее о штанину, прочел: «Денга. 1749 год».

— Как помнится с гимназии, в это время царствовала императрица Елизавета Петровна, дочь Петра Великого. Кто-кто, а она освоению окраинных земель уделяла первостепенное внимание, — вновь не преминул блеснуть эрудицией поручик.

По настоянию все того же, неугомонного Суворова, путники принялись обследовать местность вокруг и обнаружили пять изъеденных временем крестов. Почерневшие поперечины были скреплены такими же черными деревянными гвоздями. Один из крестов стоял под разлапистой елью и, благодаря этому, хорошо сохранился. На нем можно было даже разобрать вырезанную надпись:

«Помни, всяк: мы были, как вы, а вы будете, как мы».

Еще один валялся в траве. Похоже, могила была неглубокой, и, то ли росомаха, то ли косолапый, учуяв мертвечину, разрыли ее.

Подняв крест, офицеры обложили его принесенными с берега валунами.

— Господа, это, конечно, все похвально и интересно, но мне кажется, дальнейшее изучение истории следует отложить до лучших времен, а сейчас давайте поспешим в гарнизон, — сказал штабс-капитан и пошел вверх по течению речки. За ним цепочкой, ступая шаг в шаг, потянулись остальные.