Читаем Склифосовский полностью

У детей Склифосовского тоже летний отдых время от времени прерывался. Иногда наплыв больных был слишком большим и не хватало рабочих рук, а иной раз больные появлялись внезапно, требуя неотложной помощи, и не всегда рядом оказывались взрослые. Один такой случай очень живо описан в воспоминаниях Ольги Склифосовской-Яковлевой: «Какая я была умная помощница (а мне было лет 10) можете судить по следующему случаю: крестьянка привела мальчуганчика лет 10 с пальчиками одной ручки, раздробленными железным ломом, упавшим с воза с сеном. Дедушка дал мальчику хлороформ и отнял три пальца, делая ему временами искусственное дыхание. Взрослых не было никого дома, и он велел мне что-то подавать, держать. А умная помощница спросила дедушку, когда мальчик, уже поправившийся, еще раз пришел: „Всегда надо живот бить, когда отрезают пальцы?“ На что последовал такой же серьезный ответ: „Нет, не всегда“».

Летние каникулы для Склифосовского не становились отдыхом еще по одной причине: именно на лето он откладывал огромный список литературы, непрочитанной за зиму. Это были, в основном, медицинские журналы, выходившие весь год в разных странах Европы на всех европейских языках. Ольга вспоминает, что этих изданий накапливался целый чемодан и Николай Васильевич всюду возил его с собой, никогда не сдавая в багаж.

Несмотря на такой насыщенный «дачный сезон», Склифосовский находил время и силы на общение с местными жителями, причем разговаривал с ними по-украински. Врач Арсеньев вспоминал: «В своей усадьбе „Яковцы“ он всегда говорил по-украински и нас приучал к тому же. Это сближало его с народом, но зато со стороны властей навлекало обвинение в сепаратизме, что по тогдашнему времени было обвинением серьезным. Конечно, ни о каком сепаратизме Николай Васильевич не думал».

Арсеньев прав, Склифосовский действительно ощущал себя патриотом именно Российской империи. Ольга вспоминает, что он часто говорил: «Мы, русские, не отстаем, а в чем-то и впереди Европы». Он просто с детства хорошо владел украинским и, приезжая на Полтавщину, говорил на нем из природной тактичности, не желая создавать своим собеседникам неудобства при разговоре. А еще, наверное, для него этот язык был символом лета и — все-таки — отдыха от столичной службы.

Глава девятнадцатая. «Элегическая песнь»

Если смотреть в целом, жизнь Склифосовского может показаться очень благополучной. Действительно, он являет собой пример удивительно гармоничного развития личности. Он смог реализоваться в самых разных сферах: профессиональной, общественной, семейной… Ему довелось испытать радость общения с друзьями и единомышленниками, любовь и уважение близких, порадоваться многочисленным и заметным успехам своих учеников, добиться международного признания. Каждый год его жизни выглядит еще одной ступенью к успеху совершенству. Наверное, самое удачное для него было то, что природа одарила его уравновешенным характером, позволяющим смотреть с оптимизмом на сложности, а проблемы воспринимать как повод к действию.

Но все-таки одну проблему он решить не смог и в итоге она стала для него ударом, после которого он уже не оправился.

Врач Владимир Павлович Арсеньев, в молодые годы друживший с нашим героем, оставил воспоминания о нем. Там есть одна фраза: «Н. В. не был счастлив в детях». Действительно, как уже говорилось, из его восьмерых детей своей смертью умерла лишь старшая дочь, Ольга. На долю наследников великого хирурга достались смертельные болезни, войны и смерть от рук головорезов. К счастью, некоторые из этих потерь Николай Васильевич не успел увидеть. Скорее всего, он не узнал о гибели Николая на Русско-японской войне, а другой сын Александр сгинул уже во время Гражданской войны, в это же время погибли София Александровна с младшей дочерью Тамарой. Смерть дочери Марии и сына Бориса в младенчестве, а также сына Константина, скончавшегося в 17 лет от туберкулеза почек, Склифосовский перенес стоически. Но, по мнению многих биографов и авторов статей, трагическая судьба одного из сыновей — Владимира — повлияла на него пагубно и, скорее всего, стала причиной преждевременной смерти. Так ли это? Дочь Ольга в своих воспоминаниях тоже обращает внимание на несоответствие отменного здоровья Склифосовского с его кончиной в 67 лет. Правда, она никак не связывает этот факт с Владимиром, но, возможно, тому есть свои причины.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное