Читаем Склифосовский полностью

Во всяком случае, сам Антон Павлович осознавал это влияние. «Кто не умеет мыслить по-медицински, а судит по частностям, тот отрицает медицину. Боткин же, Захарьин, Вирхов и Пирогов, несомненно, умные и даровитые люди, веруют в медицину, как в Бога, потому что они выросли до понятия „медицина“», — пишет он Суворину 18 октября 1888 года.

Склифосовского Чехов ценил очень высоко и не только как своего университетского профессора. После получения Чеховым свидетельства уездного врача (кстати, подписал его именно наш герой) их пути не разошлись. Они общались еще довольно долго, по крайней мере до возвращения Николая Васильевича в Петербург. О их близком знакомстве свидетельствуют факты. Например, известно, что Склифосовский, будучи в заграничной поездке, пересылал Чехову номера журнала «Врач» из Берна в Ниццу. Также эти два выдающихся человека вместе пытались спасти журнал «Хирургическая летопись».

Этот журнал был печатным органом Московского хирургического общества. Он выходил в 1891–1895 годах каждые два месяца под редакцией нашего героя и его коллеги, профессора Петра Ивановича Дьяконова. Николая Васильевича этот проект очень увлек. «В самом деле, — пишет он не без иронии в письме дочери Ольге, — зачем русские журналы! Ведь можно усвоить через посредство иностранной литературы! Вот этим афоризмом привыкли довольствоваться наши представители научной хирургии». Помимо редакторской работы он писал туда статьи обо всех волнующих его аспектах профессии. Конечно же, там не обошлось без асептики и антисептики, а также особенностей военно-полевой хирургии. Число подписчиков журнала из года в год увеличивалось, «Хирургическую летопись» заметили и в Европе, однако это не спасало журнал от постоянных убытков. Не дождавшись помощи от государства, Склифосовский лично взял на себя все расходы. Так продолжалось несколько лет, пока в 1893 году Николай Васильевич не получил назначение на работу в Петербург. Там он начал редактировать журнал «Летопись русской хирургии», но свое московское печатное детище не оставил, пытаясь поддерживать в нем жизнь еще целых два года. Однако ресурсов все же не хватало, и в 1895 году он объявил, что не сумеет в дальнейшем покрывать убытки. Второй редактор, Дьяконов, обратился за помощью к Чехову, который к этому времени уже получил известность в литературных кругах. Антон Павлович, будучи сам врачом, понимал, насколько важен журнал, меняющий сознание врачей. Именно такие издания могли хоть как-то изменить мрачную атмосферу хирургических клиник по всей стране и достучаться до сознания ретроградов, которые продолжали смеяться над антисептикой и слюнявить нити для зашивания ран.

Чехову удалось уговорить своего издателя Алексея Суворина дать ссуду в полторы тысячи рублей на издание журнала, но это не помогло по причине весьма неожиданной. Петр Дьяконов — человек передовых взглядов и убежденный демократ — отказался принять деньги от реакционера Суворина. В итоге с покрытием убытков опоздали и журнал перестал выходить. В 1897 году при содействии Чехова профессор Дьяконов начал издавать в Москве журнал «Хирургия», который выходил до 1914 года.

В письме Суворину от 21 октября 1895 года Антон Павлович пишет: «А я в ужасе. И вот по какому поводу. В Москве издается „Хирургическая летопись“, великолепный журнал, имеющий успех даже за границей. Редактируют известные хирурги-ученые: Склифосовский и Дьяконов. Число подписчиков с каждым годом растет, но все еще к концу года — убыток. Покрываем сей убыток был все время (до января будущего 1896 г.) Склифосовским; но сей последний, будучи переведен в Петербург, практику свою утерял, денег у него не стало лишних, и теперь ни ему и никому на свете неизвестно, кто в 1896 г. покроет долг…»

В этом отрывке видно не только глубоко уважительное отношение Чехова к своему бывшему преподавателю, но и благородство Склифосовского, вкладывавшего свои личные, не такие уж большие средства, в издание научного журнала.

С любовью и уважением относились к Николаю Васильевичу все его многочисленные студенты. Ему всегда удавалось найти гармоничный стиль общения с каждым из учеников. С одной стороны, он искренне интересовался делами своих подопечных, стараясь помогать при возможности. Например, всячески поддерживал авторов диссертаций, особенно если те работали в провинциальных земских больницах. С другой стороны, никогда не позволял себе и другим опускаться до панибратства. Причем общался одинаково уважительно с каждым человеком, независимо от его социального статуса.

Ольга Склифосовская-Яковлева, видевшая его за работой в имении, во время летних каникул, упоминает эту черту его характера. «Дедушка никогда никому не говорил „ты“, всегда „вы“, кроме нас, детей, конечно. Помогая ему, я наблюдала, как вежливо, мягко, терпеливо он разговаривал с этими жалкими больными, никогда грубого, резкого слова».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное