– Я думала, мы не сможем… – говорит ма, хотя задиристость исчезла из ее голоса. – И с девочками меня не тошнило. Голода такого не было.
Ба смеется так громко, что просыпается Сэм. Две яркие щелки в темноте – глаза Сэм жалят Люси. Они обе слышат голос ба, который говорит:
– Это мальчик. Что еще может быть таким прожорливым?
Утром ба уходит на холмы, прихватив инструменты своего прежнего ремесла – золотоискательства, которое он забросил два года назад. Он с любовью затачивает кайло и прикидывает на вес лопату, достает маленькие щеточки.
Кайлом он вскрывает кости на склонах холмов, лопатой выкапывает их. Щетки, от самой мелкой до самой крупной, выскребают лишнее с выкопанного, обнажают древнюю белизну. Ба перетирает кости и смешивает их с водой.
Ма пьет – она снова легла в постель, ее слишком тонкие руки дрожат вместе со стаканом. Ее горло то набухает, то спадает. Часы работы ба, столетия жизни исчезают в младенце.
«История», – думает Люси, и ее пробирает дрожь.
Но кость – дело временное; они ждут дня выплаты жалованья. Когда этот день наступает на следующей неделе, в туннелях стоит треск, словно под землей собирается гроза. Вечером, словно какая-то старая грозная звезда, на гребне холма появляется хозяин шахты, он устанавливает там свой столик. Он шуршит бумагами, передвигает ящик с мешочками монет. Считает, пересчитывает. Медлит.
Появляется вереница шахтеров, она такая длинная, что конца ей не видать. Проходят минуты, час, очередь дрожит от нетерпения. Люси держится рядом с ба. Она хочет получить доказательство своего труда в свои руки.
К тому времени, когда они подходят к столику, небо усыпано звездами. Один взгляд на ба, и хозяин шахты кидает ему мешочек и уже смотрит на следующего. Ба развязывает бечевку прямо перед столом и пересчитывает деньги. Хозяин откашливается, и еще раз.
– Тут мало, – говорит ба и кидает мешочек назад. Люди за ним переступают с ноги на ногу, выгибают шеи, сердито бормочут.
– Арендная плата за твой прекрасный дом. – Босс разгибает один палец. – Уголь. – Другой палец. – Твои инструменты. – Еще один палец. – Твой фонарь. – Еще палец. – А девочка получает одну восьмую от жалованья. Давай, хромай отсюда.
Ба сжимает кулаки. Люди сзади подступают плотнее, начинают кричать.
– Ты считать не умеешь, парень?
– Он, скорее, не видит. Эй, открой уже глаза!
Кто-то говорит:
– Все равно что пытаться провести корову через трещину в стене.
Последнее высказывание встречается с одобрительным ревом[27]
. Слово передается из уст в уста, наконец оно начинает звучать из темноты со всех сторон. Ба поворачивается к оскорбителям, и Люси начинает дрожать. Ба в ярости ужасен. Когда он шлепает ее, что случается довольно редко, он становится выше ростом, несмотря на больную ногу. Он заполняет собой всю комнату.Шахтеры, глядя на него, начинают смеяться еще громче.
– Косоглазый! – орут они полусотней глоток. Холмы эхом передают этот звук дальше, пока вся земля вокруг не начинает гоготать.
Для них ба в ярости, ба с прищуренными глазами всего лишь смешон.
Ба хватает мешочек с монетами со стола и идет прочь. Походка у него бешеная, больная нога вихляет далеко в сторону. И все же Люси едва поспевает за ним. Можно даже сказать, что ба бежит.
–
Вдали от шахты, вдали от улюлюкающих шахтеров, в хибарке голос ба звучит очень громко. Наслоения прошлых обещаний ложатся на его слова, как мелкий гравий на стены их хибарки.
Ма вполголоса произносит:
– Ребенок.
Ребенку в ее чреве уже шесть месяцев, но это слово заставляет ба замереть на месте. Он смотрит на монетки, а когда поднимает глаза – в них прежний блеск.
– Я знаю, я обещал, что не буду больше играть,
Ма отрицательно покачивает головой.
– Мул. Фургон.
Ба любит старый фургон, холит его, как живое существо. На каждой остановке он заново красит колеса. «Это наша свобода, – любит повторять он. – С ним мы можем отправиться куда угодно». Теперь его лицо краснеет.
Ма прикасается к своему животу.
– Ради ребенка.
Ба, не говоря больше ни слова, выходит и хлопает дверью. Они слышат скрежет колес, топот копыт мула, отъезд. В последний момент следом за ба из дома выбегает Сэм.
На деньги, вырученные от продажи старого фургона, покупается мясо. Далеко не лучшего качества. Можно сказать, что это отходы, лоскуты мяса с хрящами и костями. Ма тушит их несколько часов, в воздухе их дома висит густой запах пищи.