Скользкая дорога

— Живут вместе… — растерянно прошептала себе Валерия. — А почему мне не сказала?

— Мамуль, ты сама была в моем возрасте. Чем меньше родители знают о своих взрослых (я подчеркну — взрослых!) детях, тем лучше всем.

— И давно?

— Нет, не очень.

— Это сколько в цифрах?

— Это не очень давно, мамуль. Теперь ты знаешь. Видишь, мир не стал вращаться в другую сторону!

— Не мир, а земной шар. Нет, я, конечно, не какая-то наивная курица, поэтому внутренне была готова, но не думала, что это будет так неожиданно для меня.

— Мамулечка-курочка, мне правда надо бежать!

— Иди, детка. И передай привет Нику от тещи.

— Хорошо, теща! — засмеялась Лея и окончила звонок.

В планах Валерии было позвонить профессору Мартинезу, но она тут же погрузилась в себя: «Лея… Когда же ты успела вырасти? А ведь пройдет мгновение, и тебе будет сорок пять, как и мне. А мне-то…» Валерии подумалось о том, что у дочери никогда не было парня. Нет, молодые люди всегда вились вокруг стройной нежной Леи, как змеи, но она их будто не замечала. Валерия ни разу не слышала фразы: «Мама, познакомься, это Джон», а тут… Она вспомнила, как впервые увидела Ника в холле Сиднейского университета. Что ни говори, но он не вызвал у нее ни одной негативной эмоции. Скорее, наоборот. А ведь первое впечатление почти никогда не подводило профессора. Ей всегда было сложно представить, что какой-то непонятный парень лапает ее дочь за грудь, за бедра, расстегивает ей блузку — блузку ее девочки, ее детки! И что он, дорвавшись до цели, срывает ту преграду, которая тысячелетиями отделяла девушек от момента, когда детство безвозвратно заканчивается. И что Лея в эту секунду, может быть, и сама не понимает, хочется ли ей этого перерождения. Валерия вспомнила свой первый раз. Она, семнадцатилетняя студентка, до беспамятства влюбилась в старшего лаборанта. Он был не красавец, но харизма и юмор неслабо зацепили будущего профессора. Он ее не уламывал, не бегал за ней — скорее, именно Валерия, решив, что с этой любовью всей ее жизни все и случится, ходила за ним хвостиком. И в один из вечеров, когда она помогала ему приводить в порядок лабораторию, все случилось прямо там, на диванчике. Не зная, что и как делать, Валерия оседлала его, неуклюже целуя, а руками пытаясь снять с него брюки, а с себя — колготки. Как же нелепо, должно быть, она тогда смотрелась со стороны! Роман продлился несколько месяцев, но дальше редкого секса на кушетке лаборант двигаться не собирался, так как, по его собственному выражению, он был «немножечко женат». Валерия всегда это знала, но была уверена в том, что уход ее возлюбленного из семьи — дело времени. В действительности же делом времени был его уход из университета на другую работу и вычеркивание влюбленной дурочки из своей жизни. Как ни странно, мысль о том, что Ник вовсю наслаждается телом ее дочери, Валерию совершенно не напрягала, хотя она для порядка даже старалась намеренно возбудить к нему неприязнь на этой почве.

«Так! Работать!» — прервала она свои размышления и, позвонив Мартинезу, услышала мягкое баритональное звучание его голоса:

— Госпожа Видау, рад вашему звонку! Как вы поживаете?

— Не жалуюсь, профессор Мартинез. Я не займу у вас много времени. Мой звонок связан с тем разговором, который у нас состоялся некоторое время назад.

— По поводу бразильских детективов?

— Совершенно верно. Если вы еще не передумали с ними общаться…

— Я готов, конечно. Могу во вторник или в среду.

— Спасибо, профессор! Детектива зовут Арманду Тоцци, я передам ему информацию о вашей доступности для разговора.

С Филиппом Мартинезом детективы решили беседовать в той же комнате, где они говорили с Тарьей. Профессор немного задерживался. Арманду сидел, закинув ногу на ногу, и в очередной раз читал протокол беседы с высоким судьей Экман. Лукас же был погружен в игру «Иннер-брейкер».

— Как там поживает твоя сумасшедшая? — послышался голос капитана.

— Из игры?

— Ага. Как ее успехи? Лечится?

— Лечится вроде. Но я как-то предпочитаю не затрагивать с ней эту тему. Просто играем и болтаем по-испански.

— Что же это за грехи такие, если человек отказывался лечить рак, не пойму. Она точно не на религиозной почве с катушек съехала?

— Не знаю, Арманду. Про бога она ничего никогда не писала. Думаю, нет. И вообще, не кажется мне, что она съехала с катушек. Человек сам себя хотел наказать. Имеет право. Ладно хоть опомнилась.

— А как зовут ее? Сколько лет?

— В игре — Пекадора Лимпия. А так — не знаю. Возраст не спрашивал.

— Это что за имя? Испанское?

— Да это и не имя вовсе. С испанского переводится как что-то типа «чистая грешница».

В этот момент в комнату зашел профессор Мартинез. Поздоровавшись с детективами, он занял кресло у противоположного края стола. Арманду поблагодарил его за визит и попросил, как и в случае с Тарьей, в формате свободной беседы поведать свою биографию и рассказать о любых связях с казненным.

Профессор Мартинез посмотрел в окно, призадумался на мгновение и начал: