Скопус-2

На каламбуре не въедешь в заоблачный град,
хоть перетянешь подпруги и в кровь измочалишь
                                  зад
каламбура и пену пустишь по удилам,
и напрочь собьет копыта серый в яблоках
                             кадиллак.

Сгнили въездные ворота, балок висят оглобли,

если рванешься вперед — сразу заедут в лоб, и
если хиляешь назад — дадут такого пинка,
что дорога обратно будет — как в мифе — легка.

Труси-ка в родное стадо, заезженный каламбур!

А я обломлюсь, как памятник, над непроезжим
                               рвом.
Вот старый оптический фокус: чем на бадье
                               верхом
глубже в колодец въедешь — тем пуще манит
                               лазурь.

«Мой дом — за черным камышом…»

Мой дом — за черным камышом,
над тинистым прудом.
Я в тихом логове своем
лежу до темноты,
пока июль по берегам
не сдержит воробьиный гам.
И вот они пусты.

Деревня спит. И над водой

лишь комаров незримый рой,
мышей летучих писк глухой
и поздней рыбы плеск.
И я теку, не шевелясь,
в тени парчовой растворясь —
опаловый, жемчужный князь,
ночных фантомов Крез.

1985

«Я вспоминаю Киевский вокзал…»

На мотив «Наш город

знаменитыми богат…»

Я вспоминаю Киевский вокзал,
как аист в небе — потную синицу,
как шизофреник — первую больницу
и свой последний ужин — Бальтазар.

Пятнадцать лет тому назад, зимой,

с цветком в руке, как анархист с наганом,
я встретился там с девушкой одной,
как самострел — с военным трибуналом.

Потом я там еще не раз бывал,

как Пушкин в Болдино и как на Капри —
                            Горький,
и полюбил я Киевский вокзал
и не забуду этот запах хлорки.

1990

Встреча

Он — глядел на нее как библиофил,
который вспомнил название тома,
который заиграл у него знакомый,
которого он когда-то любил.

Она — смотрела на него как сестра,

которая будет верна другому,
который переспал с ее подругой вчера,
которой она же и дала ключи от дома.

Все они вместе составят квадрат

из треугольников, загнанных в угол,
который окажется порочным кругом,
в котором друг на друга уже не глядят!

1990

Леонид Иоффе

«Ну, не жутко ли это…»

Ну, не жутко ли это — собраться
у престола, где истины дом,
где оружие, солнце и братство,
и родство, и сиротство при нем,
где ты сам выставляешься на кон,
где играют наотмашь и в кость, —
сладко, нет ли живется под флагом,
приживальщик, хозяин и гость?

Отвечай же, пришелец и житель,

за двуствольным погнавшийся ртом[5]:
из какого стреляешь? в обиде
на какой остаешься при том?

Что случилось? — Безмолвие? Взрывы?

Горизонт или ты бестолков?
отчего стало диво не диво,
если чудо прошло через кровь?

1978

«Земля, подложенная под житье-бытье…»