Скорбь сатаны

— Безусловно, — сказал он, наконец. — Человечество, конечно, предпочитает чёрта всякому другому божеству, и если оно избирает его своим вождем, то весьма понятно, что он властвует там, где его просят властвовать. Однако, Джефри, я думаю, что этот черт, если он существует, не так чёрен, как его малюют. По крайней мере, я не думаю, чтобы он был хуже многих современных финансистов.

Я громко засмеялся, и мы расстались. Я отправился завтракать в модный клуб, в котором состоял членом, и по дороге остановился перед витриной книгопродавца, чтобы посмотреть, не выставлена ли моя книга. Ее не было, но на самом видном месте, между новинками лежал, только что вышедший, роман Мэвис Клер «Разницы». Повинуясь внезапному побуждению, я вошел в лавку, чтобы купить этот роман.

Пока мне завертывали книгу, я спросил, хорошо ли она продается? Приказчик посмотрел на меня в изумлении.

— Еще бы, — ответил он. — Книги Мисс Клер идут нарасхват.

— Неужели? — спросил я с деланной небрежностью, — в объявлениях ничего не было.

— Да и не будет, — ответил приказчик. — Мисс Клер теперь так известна, что не нуждается в объявлениях.

Я улыбнулся и вышел из магазина с сознанием, что я бросил несколько шиллингов на покупку глупого пустого произведения женщины. Если Мэвис Клер пользуется такой популярностью, подумал я, то ее книги, верно, принадлежат к разряду железнодорожных романов… Как большинство писателей, я был убежден, что массовая публика ничего в литературе не смыслит и, несмотря на это, я страстно желал одобрения этой же публики. Конечно, я был в заблуждении, — инстинкт правды всегда направляет общественное мнение, заставляет его отвергать ложное и недостойное и брать только действительно хорошее. Я отправился в клуб и, усевшись в удобное кресло читальни, принялся небрежно перелистывать купленный роман, наслаждаясь заранее его несомненной глупостью и бездарностью. Но я не успел прочитать более двух-трех страниц, как почувствовал прилив страха и зависти. Какая сила одаряла этого автора — эту женщину, посмевшую писать лучше меня! Таинственная власть ее пера заставила меня признаться с горечью и негодованием, что в сравнении с ней, я просто ничтожество! Ясность мыслей, красота слога, легкость выражений, глубокий анализ, все это принадлежало ей; в приступе крайнего раздражения я далеко отбросил ненавистную книгу. О, это неподкупное, всемогущее непреодолимое качество гения! Я еще не был достаточно ослеплен собой, чтобы не признать этого божественного огня, когда им дышала каждая страничка произведения мисс Клер. Но признать это качество в произведении женщины, вот что для меня было обиднее всего! Женщины, по моему мнению, должны были оставаться на своих местах, т. е. быть женами, матерями, няньками, кухарками и экономками; с какого права они вторгаются в святую область искусства, срывая лавры с голов своих властелинов. Если бы мне только удалось поместить в газетах критический очерк этой книги, подумал я злобно. С какой радостью я поднял бы на смех каждую фразу, умышленно искажая настоящее ее значение. Я не знал мисс Клер и ненавидел ее от всей души. Она достигла славы без помощи денег и критиков не боялась… Я поднял книгу и вышел из клуба, колеблясь между двумя желаниями: прочитать весь роман и отдать должную похвалу ее автору, или разорвать его на клочки и бросить под колесо проезжавшего извозчика. В этом странном настроении Риманец и застал меня несколько часов спустя.

— Что с вами, Джефри? — спросил он, бросая на меня пытливый взгляд. — Вы кажется не в духе? А вы должны были быть вполне счастливым, так как вскоре ваше тщеславие будет вполне удовлетворено. Вы выразили желание, чтобы весь Лондон говорил о вашей книге — ну что же? Про вас уже протрубили во всех газетах, а Мак Винг за ничтожную сумму в пятьсот фунтов напишет такую статью, что все изумятся. Вы окажетесь чуть ли не на одном уровне с бессмертным Шекспиром. Вы ненасытны, мой друг. Положим, слишком большая доза счастья всегда портит человека.

С внезапной яростью я бросил перед Лючио книгу Мэвис Клер.

— Посмотрите, — сказал я. — Мисс Клер не платит Маквингу пятисот фунтов, однако, по словам книгопродавца, все читают ее.

— Как вам не стыдно, Джефри, завидовать женщине; все-таки, как не говорите, она стоит ниже нас. И вы позволяете призраку женской славы беспокоить ваш пятимиллионный славный дух. Откиньте свой непонятный сплин, Джефри; лучше приходите ко мне обедать.

И с веселым смехом Лючио вышел из комнаты; его смех раздражил меня; быстрым движением придвинув к себе бумагу и чернила, я начал писать издателю весьма известного вестника, в котором я некогда писал критические статьи. Он знал перемену, происшедшую в моей жизни, и я был убежден, что не откажет мне в моей просьбе. Я выразил ему желание поместить в следующем его вестнике анонимную и безжалостную критику последнего произведения Мэвис Клер.

Глава шестнадцатая