Скорбь сатаны

Каких-нибудь две недели после появления моей книги, мы были представлены ко двору, — мой друг и я. Общий вид представлявшихся был блестящий; но конечно Лючио своей необычайной красотой и изяществом выделялся между всеми. Я успел уже привыкнуть к его красоте и, несмотря на это, — изумился, увидав его в придворном мундире из черного бархата, шитого блестящей сталью. Я был весьма доволен своим видом в новом мундире, но увидав князя, понял, что наряду с ним я могу служить только в качестве решётки для огорода. Но все-таки я не испытывал по отношению к Лючио и тени зависти; наоборот, я вполне искренно выразил ему свое восхищение. Мой восторг видимо забавил князя.

— Все это пустая комедия, дорогой мой, — сказал он. — Вот посмотрите на эту шпагу, — и он вытянул из ножен легкую придворную шпагу, — никакого прока от нее нет; она лишь эмблема погибшего рыцарства. В былые времена, если кто-нибудь оскорблял вас или любимую вами женщину… трах… вылетала славная толедская сталь (тут Лючио принял вооруженную позу, полную грации), вы ранили врага между ребрами, заставляя его смыть оскорбление собственной кровью. Но теперь, — продолжал он, вкладывая шпагу обратно в ножны, — люди вооружаются только мечтами о былой храбрости, а если что-нибудь угрожает им, они призывают полицию, дрожа за целость своих священных особ. Но нам пора ехать, Джеффри. — с этими словами мы вышли из гостиницы, сели в карету и быстро помчались к дворцу Сент-Джеймса.

— Его Королевское Высочество принц Валлийский — не Творец мира, — заметил Лючио внезапно, когда мы уже подъезжали к дворцу, перед которым была выстроена шеренга солдат.

— Конечно, нет; — ответил я, смеясь, — отчего вы это говорите?

— Потому что с ним возятся как будто он и есть Творец, даже больше того. Создатель мира не получает и половинной доли внимания, которого удостаивается Альберт Эдуард. Мы ничего особенного не надеваем, чтобы войти в присутствие Божье, даже помышлений своих не очищаем.

— Это только потому, что Альберт Эдуард налицо, — ответил я равнодушно, — а наличие Бога под вопросом.

Лючио загадочно улыбнулся.

— Если это ваше мнение, — сказал, он, — оно неоригинально; — много высших умов разделяют его с вами… — князь не успел докончить своей фразы, так как карета остановилась перед крыльцом дворца.

Благодаря вмешательству уважаемого сановника, представлявшего нас, мы попали в первые ряды. Пока мы дожидались, я не без интереса наблюдал за выражениями лиц окружающих. Некоторые были нервны, другие самодовольны; несколько представителей либеральной партии старались выразить на своих лицах высокую честь, которую они делают Его Высочеству, представляясь ему. Два-три джентльмена, видимо, оделись второпях, так как на пуговицах мундиров еще оставались следы папиросной бумаги, коей бережливый портной обернул их. Заметив эту погрешность, они старательно стали отдергивать бумагу, и это занятие придало им довольно смешной вид. Необычайная красота Лючио поражала всех и на него смотрели с неподдельным любопытством. Когда мы, наконец, взошли в престольную залу, я отступил на несколько шагов назад, желая посмотреть, какое впечатление произведет мой друг на наследника английского престола: с того места, где я стоял, я мог подробно рассмотреть принца валлийского. В блестящем мундире, с массой орденов, украшающих его широкую грудь, принц казался преисполненным королевского достоинства, и его сходство с Генрихом VIII, замеченное многими, поразило также и меня. Его лицо, однако, выражало гораздо больше добродушия, чем портреты популярного короля, хотя на этот раз тень грусти, почти суровости омрачала подвижные черты принца, как будто он был утомлен и чем-то недоволен… Человеком неудавшихся стремлений и бессильной воли, — таким он показался мне! Никто из остальных членов королевской семьи, стоящих за наследником на том же возвышении, не обладал выразительностью лица, могущею привлечь внимание физиономиста. Они были похожи на автоматические машины и принимали весьма мало участия в том, что происходило. Но наследник одной из самых великих империй мира выказывал в каждом своем движении, в каждом взгляде непринужденно вежливое приветствие… Окруженный тунеядцами, лицемерами, льстецами и людьми, готовыми служить ему только ввиду личных выгод, он показался мне, однако воплощением пассивной, но самоуверенной силы. Я и теперь не могу объяснить себе того прилива почти лихорадочного возбуждения, который я испытал, когда настала наша очередь. Я видел, как мой друг сделал несколько шагов вперед, и слышал как оберкамергер представил его: