Скорбь сатаны

— Нет, я совсем здорова, — ответила она. — Вы не правы, говоря, что я утомлена… Я страшно утомлена!

— Вы, должно быть, слишком много на себя берете и уход за вашей матушкой….

Она резко засмеялась.

— «Уход за матерью?» — повторила она, — пожалуйста, не воображайте, что я так добродетельна. Я никогда не ухаживаю за матерью. Я не могу… Я боюсь…. Ее вид страшит меня…. когда я подхожу к ней, она старается заговорить со мной и делает такие страшные усилия, что все лицо ее искажается, и нельзя себе вообразить что-нибудь более ужаснее. Я умерла бы со страху, если бы видела ее чаще, — уже два раза я упала в обморок после свидания с нею. Не могу даже думать об этом. Этот живой труп с остановившимися ужасными глазами и искривившимся ртом — моя мать!

Леди Сибилла задрожала, даже губы ее побледнели. Я был очень огорчен и выразил ей свое глубокое сочувствие.

— Все это достаточно вредно для вашего здоровья, — сказал я, придвигая мой стул ближе к ее креслу. — Не можете ли вы куда-нибудь уехать, чтобы отдохнуть?

Сибилла молча посмотрела на меня. Выражение ее глаз поразило меня; в них не было ни кротости, ни грусти, а скорее что-то вызывающее, повелительное, почти свирепое…

— Я только что видел мисс Чезни, — заметил я, чтобы прервать тяжелое молчание, — она казалась очень несчастной.

— Для этого нет никаких причин, — холодно ответила Сибилла, — разве только та, что моя мать слишком медленно умирает. Но мисс Чезни молода и может подождать… Графство Эльтонов от нее не уйдет!

— Ho вы, может быть, ошибаетесь, — вставил я мягко, — несмотря на свои недостатки, Диана и любит вас и любуется вами.

Леди Сибилла презрительно усмехнулась.

— Мне никаких чувств от нее не нужно, — сказала она, — у меня мало подруг, и те, которые есть, — лицемерны. Когда Диана Чезни станет моей мачехой, мы все же останемся друг для друга чужими.

Тема разговора была столь деликатна, что я ничего не ответил, боясь необдуманным словом оскорбить леди Сибиллу.

— Где ваш друг? — сказала она, наконец, желая, как и я, переменить разговор, — отчего он так редко приходит к нам?

— Риманец? Он оригинален и временами питает отвращение к обществу. Лючио встречается с вашим отцом в клубе, а своей антипатией к женщинам, ставшей для него хронической болезнью, он не поступится даже для вас.

— И он никогда не женится? — задумчиво спросила девушка.

Я засмеялся.

— Никогда. В этом вы можете быть совершенно уверены!

Опять наступило молчание. Леди Сибилла продолжала играть розанами; но ее дыхание стало порывисто и длинные ресницы дрожали; ее чудный безукоризненный профиль напомнил мне задумчивых святых Фра-Анжелико. Внезапно, пока я еще любовался ею, она вскочила с помятым розаном в руках и откинула голову; ее глаза искрились и все тело трепетало…

— Я не могу, — воскликнула она порывисто, — я больше выдержать не могу!

Я также вскочил ошеломленный и остановился передней.

— Сибилла.

— Отчего вы ничего не говорите? или я еще недостаточно унижена? — продолжала она, возбуждаясь все более и более, — отчего вы не объясняете мне причин ваших посещений, как вы объяснили это моему отцу, отчего вы не говорите мне, как вы говорите ему, что ваш властный выбор пал на меня, что я та женщина, на которой вы порешили жениться. Посмотрите на меня, — и трагическим жестом она подняла обе руки. — Разве есть недостаток в товаре, который вы намерены купить? Мое лицо считается достойнейшим лучшего фотографа в Лондоне и продается за шиллинг, благо я одна из красавиц Англии, мой стан служит манекеном для работы лучших портных и портних, я плачу половинную цену за платья, потому что служу великолепной рекламой. Мои глаза, губы, руки — ваши, если вы желаете купить их… Так зачем же вы медлите? или вы не уверены, что я достойна вашего золота?

Истерические ноты послышались в ее голосе: испуганный и огорченный я подскочил к ней и схватил ее обе руки.

— Сибилла, Сибилла! — воскликнул я. — Молчите, молчите! Вы возбуждены, утомлены. Вы не знаете, что выговорите. Дорогая, за кого вы меня принимаете? Отчего вы употребляете такие слова, как покупка и продажа? Вы знаете, что я вас люблю; я своих чувств не таил; вы могли убедиться в них давно; если до сих пор я не высказывался, то только потому, что боялся быть отвергнутым вами. Вы слишком хороши для меня, Сибилла, слишком хороши для кого бы то ни было; я недостоин ни вашей красоты, ни вашей невинности. Дорогая моя, не волнуйтесь, — продолжал я, так как она трепетала в моих объятиях, как пойманная птица. — Что я могу вам сказать, что вы бы уже не знали: что я обожаю вас всей силой своей жизни, я люблю вас так бесконечно, что боюсь об этом думать… Страсть к вам заполонила меня всего, я люблю вас слишком страстно для собственного покоя.