Скорбь сатаны

— Князь Лючио Риманец, — потом внезапно все в этой громадной зале как будто застыло. Глаза всех были устремлены на благородную осанку моего друга, когда он с неподдельной грацией отвешивал поклон его высочеству. Одну минуту, Лючио остался неподвижным перед королевским возвышением, — лицом к лицу с принцем, как бы желая чем-нибудь запечатлеть свое пребывание во дворце; — солнечное сияние, до сих пор озарявшее великолепный зал внезапно омрачилось тенью проходящей тучи… Неуловимое впечатление чего-то безвыходного и безмолвного охватило нас; необъяснимая сила приковывала все взгляды к Риманцу, никто не двигался. Эта поразительная тишина продлилась однако недолго; принц Валлийский слегка вздрогнул, всматриваясь с таким живым интересом в лицо Лючио, что, казалось, он сейчас нарушит этикет двора и заговорит… потом, сделав над собой видимое усилие, принц обычным движением слегка склонил голову в ответ на поклон Лючио, который удалился с чуть заметной улыбкой на устах. Настала моя очередь, но, конечно, я никакого впечатления не произвел, хотя при моем имени: «Джеффри Темпест», кто-то из королевской семьи шепнул магические слова: «пять миллионов», слова, которые вызвали во мне обычное презрение, ставшее для меня хронической болезнью. Мы вскоре вышли из дворца; стоя в передней, в ожидании кареты, я тронул Риманца за рукав.

— Вы произвели глубокое впечатление, Лючио.

— Неужели? — засмеялся он. — Вы льстите мне, Джеффри.

— Нисколько, но отчего вы так долго простояли перед престолом?

— Для удовлетворения собственного каприза, — ответил Лючио равнодушно, — и отчасти, чтобы дать возможность его королевскому высочеству вспомнить меня в следующий раз, когда он меня увидит.

— Но и теперь принц, кажется, узнал вас, — заметил я; — вы уже встречались?

— Часто, но сегодня первый раз, что я открыто представился его высочеству. Придворный мундир и придворные манеры сильно изменяют человека, и я сомневаюсь, чтобы принц действительно узнал меня.

Глава семнадцатая

Каких-нибудь десять дней после представления принцу валлийскому между мной и Сибиллой Эльтон произошла весьма странная сцена, болезненно запечатлевшаяся в моей памяти; благодаря однако моей самоуверенности, она не вызвала во мне того предчувствия беды, которое можно было ожидать. Приехав к лорду Эльтону однажды вечером, я зашел в гостиную без доклада, как всегда делал последнее время и застал Диану Чезни в слезах.

— Что такое? Что случилось? — воскликнул я ободряющим тоном, так как был весьма дружен с маленькой американкой. — Кто бы мог подумать, что наедине Вы предаетесь слезам; или ваш железнодорожный папаша разорился?

Мисс Чезни нервно засмеялась.

— Нет еще, — ответила она, поднимая свои мокрые глаза, в которых шаловливый огонек еще не совсем потух. — На бирже все обстоит благополучно. — Я только поругалась с Сибиллой.

— С Сибиллой? — повторил я.